История любви одного парня (ЛП)

На один вдох в моей груди становится больно.

– Ты не гей?

– То есть, – начинает он, суетится и пробует снова. – Меня привлекали парни, и сейчас я

встречаюсь с тобой, но я не гей. Это иной выбор, а я не выбираю такой путь.

Даже не знаю, что сказать. Внутри меня состояние, будто я тону.

Я отпускаю его руку.

– Как ты – не гей, не натурал, ты просто … ты, – говорит он, наклоняясь вперед, чтобы

перехватить мой взгляд. – Я не гей, не натурал, я просто – я.

Я так сильно хочу его, что от этого практически больно. Поэтому, когда он целует меня, я

пытаюсь ощущением того, как он втягивает мою нижнюю губу, заблокировать все остальное. Я

хочу, чтобы его поцелуи приносили ясность, уверенность, что ярлык не важен – это важно.

Но это не так. Все время, что мы целуемся, и позже – когда мы встаем и спускаемся

обратно – у меня все еще то же ощущение, что я тону. Он хочет прочесть мою книгу, книгу о

влюбленности к нему. Но как я могу вручить ему свое сердце, когда он только что сказал,

недвусмысленными словами, что не разговаривает на этом языке?

Глава 14.

После обеда в субботу Отэм бежит за мной до конца подъездной дорожки. Когда мы,

наконец, оказываемся вне пределов моего дома, ее плотину вопросов прорывает.

– Ты разговаривал с ним, когда я пришла?

– Да.

– Ты говорил мне, что ты ему не нравишься? Таннер, я видела, как он смотрит на тебя.

Я открываю машину, затем водительскую дверь. Я на сто процентов не в настроении для

подобного. Даже после утреннего разговора с ним, слова Себастиана, произнесенные в четверг,

все еще рикошетят в моей голове.

Не…такой.

Я – не гей.

– Разве ты не замечаешь, как он смотрит на тебя?

– Отти, – это не отрицание, и не подтверждение. Сейчас это должно сработать.

Она забирается вслед за мной, защелкивает свой ремень, а затем поворачивается лицом ко

мне.

– Кто твой лучший друг?

Я знаю единственный верный ответ на это:

– Ты. Отэм Саммер Грин, – включаю зажигание и смеюсь, несмотря на свое мрачное

настроение. – По– прежнему самое лучшее из худших имен на планете.

Отти игнорирует это.

– А кому ты больше всех доверяешь на планете?

– Отцу.

– После него, – она поднимает свою руку. – И после мамы, бабушки, семьи и бла,бла, бла.

– Хейли я абсолютно не доверяю, – я оборачиваюсь, глядя через плечо назад, чтобы

съехать с подъездной дорожки. Папа не позволяет мне полагаться только на камеру заднего вида

чувствительной «Камри», которой я управляю.

Отэм хлопает по приборной панели.

– Чего ты цепляешься! Хватит противоречить мне.

– Ты – моя лучшая подруга, – выворачиваю руль и выезжаю из нашего района. – Я

доверяю тебе больше всех.

– Тогда почему у меня такое ощущение, что ты мне недоговариваешь что– то важное?

Собака с костью, помните. Мое сердце снова колотится, тук– тук– тук по моей грудной

клетке.

Я разговаривал по телефону с Себастианом, когда Отти пришла ко мне домой. Мы

обсуждали его дневной поход на молодежную, церковную работу.

Мы не обсуждали насколько он не– гей.

Мы так же не обсуждали мою книгу.

– Ты постоянно с ним, – язвит она.

– Ладно, во– первых, мы, честно говоря, работаем над моей книгой, – отвечаю я, и

образное лезвие порицательно вонзается в мою совесть. – Ты сама выбрала работать с Клайвом –

что замечательно – но сейчас я в паре с Себастианом. Мы зависаем вместе. Во– вторых, я не знаю,

гей он или как, – и это определенно даже не ложь. – И в третьих, его ориентация – не наше дело.

Единственная причина, что это мое дело, потому…

Только сейчас приходит осознание, что подавать этим отношениям воздуха за пределами

пузыря «Таннер– Себастиан» было бы удивительно. Даже только сама идея поговорить с кем– то,

помимо мамы и папы, об этом, вызывает во мне ощущение, что я могу вдохнуть полной грудью

впервые за несколько недель. Я больше всего хочу поговорить с кем– то – особенно, с Отти – о

том, что произошло в четверг.

– Если он и гей, – произносит она, жуя ноготь. – Я надеюсь, что его семья не слишком

ужасно относится к этому. От этого мне в каком– то смысле грустно, – она поднимает руку вверх.

– Я знаю, что ты не гей, но разве сыну епископа не могут нравиться парни, если он хочет этого?

Этот разговор вызывает во мне легкую тошноту. Почему я до сих пор не открылся Отэм?

Да, мамина паника перед нашим переездом была слегка травмирующей для меня, но дружба с

Отэм мой фундамент. Думаю, я не хотел рисковать ею. Но все же. Отэм Саммер Грин – последний

закоснелый человек, которого я знаю, так ведь?

– Кому– то нужно откровение, – произношу я, бросая на нее взгляд. – Призвать

проповедника; дать ему понять, что пришло время принять гей– культуру в его сердце.

– Это случится, – отвечает она. – Кому– то стоит пооткровенничать. И побыстрее.

Откровения – большая часть веры мормонов. Это довольно прогрессивная мысль: мир

меняется, и церкви нужен Господь, помогающий с направлением в такие времена. В конце концов,