История Лизи

– Он не хочет меня поджарить… какое в этом удовольствие? – И потом, подумала Лизи, у меня есть место, куда я могу уйти. Пока во рту чувствуется сладость, как сейчас, есть место, куда я могу уйти, и я сомневаюсь, что у меня возникнут проблемы с тем, чтобы взять тебя с собой, Анда. Потому что даже после двух порций гамбургера и двух стаканов вишневого «кулэйда» эта сладость оставалась во рту.

– Ну, если ты считаешь, что фильм тебе не помешает…

– Я что, готовлюсь к экзаменам? Смотри, конечно.

Аманда ретировалась в другую комнату.

– Будем надеяться, что видеомагнитофон работает. – Тоном она напоминала женщину, которая обнаружила на чердаке граммофон и стопку древних, на ацетатной основе, пластинок.

Лизи оглядела многочисленные ящики Большого Джумбо Думбо, подумала, что просматривать сейчас их содержимое – напрасный труд… и, вероятно, так оно и было. Почему-то она не сомневалась, что интересного здесь будет мало. И в ящиках, и в бюро, и даже на жестких дисках компьютеров. Нет, возможно, все это являло собой маленькую сокровищницу для безумных инкунков, коллекционеров и ученых, создававших себе репутацию в научном мире исследованиями литературного эквивалента отрезанной пуповины в узкоспециализированных журналах друг друга; честолюбивые, чрезмерно образованные придурки, которые полностью потеряли связь как с книгами, так и с настоящим чтением, и десятилетиями рылись не пойми в чем, напрочь забыв, что не все золото, что блестит. Стоящее из амбара уже вынесли. Все произведения Скотта Лэндона, которые радовали его постоянных читателей (летящих на самолете из Лос-Анджелеса в Сидней, сидящих в комнате ожидания больницы, коротающих время долгим дождливым летним днем, чередующих бестселлер недели с кроссвордом), уже опубликовали. «Секретная жемчужина», роман, появившийся на прилавках через месяц после его смерти, стал последним.

Нет, Лизи, прошептал голос, сначала она подумала, что Скотта, а потом (безумие какое-то) решила, что это голос старины Хэнка. И это действительно было безумием, потому в голове у нее прозвучал вовсе не мужской голос. Значит, голос доброго мамика, который иногда что-то ей нашептывал?

Я думаю, ты хотела, чтобы я тебе кое-что сказала. Насчет истории.

Нет, не доброго мамика (хотя желтый афган доброго мамика имел к этому некое отношение), а Аманды. Они сидели рядом на каменных скамьях, смотрели на парусник «Холлихокс», который всегда покачивался на якоре и никуда не уплывал. Лизи не осознавала, как похожи голоса и интонации ее матери и самой старшей сестры, пока не вспомнила о тех мгновениях на скамьях. И…

Что-то насчет истории. Твоей истории, истории Лизи.

Аманда действительно это сказала? Теперь все казалось сном, и полной уверенности у Лизи не было, но вроде бы сказала.

И афгане. Только…

– Только он называл его африканом, – проговорила Лизи. – Он называл его африканом и он называл это булом. Не бупом, не бипом, а булом.

– Лизи? – позвала Аманда из другой комнаты. – Ты что-то сказала?

– Разговариваю сама с собой, Анда.

– То есть у тебя есть деньги в банке, – отозвалась Аманда, а потом слышался только саундтрек фильма. Лизи, похоже, помнила каждую его ноту, каждый звук.

Если ты оставил мне историю, Скотт, где она? Не здесь, не в кабинете, я готова поспорить на любые деньги. И не в амбаре… там нет ничего, кроме ложных булов вроде «Айк приходит домой».

Но тут она кривила душой. В амбаре она нашла как минимум два приза: лопату с серебряным штыком и кедровую шкатулку доброго мамика, которую засунули под бременскую кровать. А в шкатулке обнаружился желтый вязаный квадрат, «услада». Не об этом ли говорила Аманда?

Лизи так не думала. В шкатулке была история, да только их история: «Скотт и Лизи: Теперь нас двое». А что есть ее история? И где она?

И, если уж речь зашла о «где», где Черный принц инкунков?

Не оставил весточки ни на автоответчике Аманды, ни на ее автоответчике. Она нашла только одно сообщение – на автоответчике, который стоял в доме. От помощника шерифа Олстона.