История локомотива

Этот «пароход», как вначале именовались у нас паровые локомотивы, возил около трех с половиной тонн руды со скоростью до пятнадцати километров в час с медного рудника до Выйского медеплавильного завода, по специальным «колесопроводам» из чугуна, на протяжении около двух километров.

«Пароход» оказался вполне работоспособным, и крепостным конструкторам-самоучкам были отпущены материалы и средства на постройку нового паровоза.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀Черепанов на своем паровозе — картина неизвестного художника

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

В 1835 году Черепановы построили второй, вдвое более мощный паровоз, который мог везти груз весом до шестнадцати тонн.

Однако дальнейшего развития начатое самоучками русское паровозостроение не полчило, и паровоз Черепановых не стал отцом русских паровозов, работавших на первых железнодорожных линиях. Первые локомотивы были, как и в других странах, выписаны у нас из Англии от Стефенсона.

Вопрос о постройке железных дорог в России был поднят впервые профессором Венского политехнического института, Францем-Антоном Герстнером, приглашенным для осмотра уральских заводов. Познакомившись во время поездки с огромными русскими просторами, предприимчивый австрийский инженер в январе 1835 года подал русскому правительству обширную докладную записку. Наговорив Николаю I приятных вещей о «счастьи и благоденствии народов, вверенных провидением его величеству», он указывал, что «существует еще одна сторона народного хозяйства, введение которой принесло бы еще большую пользу для страны, а именно — улучшенные пути сообщения, которые, облегчая сношения между отдельными провинциями, облегчают в то же время перевозку товаров и местных продуктов, содействуют процветанию торговли».

Проект Герстнера предусматривал в первую очередь постройку линий между Петербургом и Москвой, Нижним и Казанью, а затем между Казанью — Москвой и Москвой — Одессой.

Заботясь о «процветании русской торговли», указывая на огромное стратегическое значение железных дорог во время войны, Герстнер не забыл и о собственных интересах. Он требовал, между прочим, предоставления ему монопольного права на постройку дорог в России в течение двадцати лет.

Комитет, назначенный Николаем для рассмотрения Записки Герстнера, обсудил ее без всякого восторга и скорее отнесся к проекту отрицательно, чем положительно. Граф Толь напомнил слова французского публициста, заявлявшего, что «перевозка пассажиров по железным дорогам есть самое демократическое учреждение, какое только можно придумать для революции в стране»; министр финансов Канкрин заметил, что осуществление проекта «имело бы последствием упадок частных и государственных доходов, вызвав большой ропот в народе». Однако добившийся личного свидания с царем Герстнер успел во время аудиенции убедить Николая в исключительном военном значении дорог. Комитет, не решая окончательно вопроса, пришел к мнению о необходимости вызнать сначала, кто такой Герстнер, сколько будет дорога стоить, какой будет приносить доход и как вообще обстоит дело с железными дорогами за границей.

Пока тянулись переговоры, слухи о проекте проникли в печать. Русская общественность разделилась на два лагеря. Противников железных дорог оказалось значительно больше, нежели их защитников.

В журнале «Общеполезные сведения» за 1835 год появилась статья под «истинно-русским» наименованием: «Мысли русского крестьянина-извозчика о чугунных дорогах и пароходных экипажах между Петербургом и Москвою».

«Дошли до нас слухи, — писал этот «русский крестьянин», под личиной которого явно чувствуется помещик-крепостник, — что некоторые наши богатые господа, прельстясь заморскими затеями, хотят завести между Питером, Москвою и Нижним чугунные колеи, по которым будут ходить экипажи, двигаемые невидимою силою, помощью паров. Мы люди темные, неученые, но, проживши полвека, бог привел измерить всю родную землю, быть не раз в Немеччине, на ярмарке в Липовце и довольно наглядеться иноземного, да наслушаться чужих толков. Затеваемое на Руси неслыханное дело за сердце взяло: хочу с проста ума молвить, авось люди умные послушают моих мужицких речей».

«Мужицкие речи» свелись к следующему:

«В самой Англии, как слышно, не все затеи по нутру народу. Говорят, что с тех пор, как завелось там на фабриках чересчур много машин, рабочие люди лишились дневного пропитания и так разрослась бедность, что приходы принуждены собирать деньги для прокормления нищих. Не дай бог нам дожить до этого! Пока господь бережет нас и царь милует, есть у нас руки и кони, так не пойдем под окны напевать заунывные песенки».

С чувством удовлетворения заканчивал автор свои «речи» предупреждением.

«Но русские вьюги сами не потерпят иноземных хитростей, занесут, матушки, снегом колеи, в шутку пожалуй заморозят и пары. Да и где взять такую тьму топлива, чтобы вечно не угасал огонь под ходунами-самоварами? Али тратить еще деньги на покупку заморского угля для того, чтобы отнять насущный хлеб у православных? Стыдно и грешно!»