– Ты как маленький, Борисик! – всплеснула руками Ирина. – Ты что, не читал Блана? Бессовестный! Знаешь, с каким трудом мы с Зойкой книжку у Иртышева из соседнего барака выпросили?!
– Ну, ну, не кипятись, – усмехнулся рабочий, – что там написано?
– «От каждого по способностям, каждому – по потребностям», – ответила с укоризной Тамара.
– Яже значит, что не «никто не будет работать и всё иметь», яко ты баял, – улыбнулась Авдотья, – а, наоборот, все будут обязаны трудиться.
– Не будет денег, а только чистый бартер! Зарплату будут выдавать не грошами, а нужными вещами! Вот нужны тебе, скажем, галоши. Пожалуйста, получай! – веселилась Зоя.
– Ну и на кой мне десять пар галош, если на деньги я бы мог купить одну, а с ней и мыло, и еду, и бутылку водки? – он ткнул пальцем на сосуд со спиртом.
– Почему десять-то пар? – возмутилась Ирина. – Ты придёшь в бюро и скажешь: «мне, мол, надобны галоши, мыло и водка. Извольте так выдать». А тебе отвечают: «конечно, Борис Степаныч, забирайте!». А на остаток к цирюльнику поведут, если нужен.
– А откуда ваш цирюльник-то возьмётся, если на себя и на частников работать нельзя будет? – недоверчиво продолжал рабочий. Тамара покраснела.
– Так государственный-то цирюльник будет! Всё будет государственное и, выходит, общее.
– Государственный цирюльник? Государство людьми владеть будет, как баре крепостными раньше, что ли? – Борис усмехнулся, но работницам стало не до смеху.
«Что он несёт?!», – хваталась за голову Тамара.
Помолчав, выпив пару рюмок и подумав каждый о своём, гости вновь возобновили беседу:
– Так что ты, Тома, всё-таки придумала? Коли Сафронов фабрику не продал, с ним, выходит, что-то делать нужно?
Тамара, уйдя в себя, незаметно вздрогнула от звонкого голоса подруги.
– Ну, слушайте.
Она огласила план. Все, кроме невнимательно слушающего Бориса, высказали предложения и внесли дополнения. На том и сошлись.
Четвёртая часть.
I
Завершился очередной рутинный рабочий день. Сегодня всех трудящихся задержали на один, тринадцатый, час из-за, якобы, невыполнения ими нормы, установленной в шутку пятилетним сыном Сафронова. Усталость сильно ощущалась, но пропустить собрание было нельзя. И не хотелось.
– Патруль не усилили. Щербаковский хвост не проболтался, – шипя, сказал Борис.
– Либо Катя побоялась рассказывать… – озадаченно протянула Тамара. – Так или иначе, но на него ничего нет.
– Ну, Катерина! – усмехнулся мужчина. – Цацкаемся с ней, а она ведь из тех, «которыми можно пользоваться, как третьей и четвёртой категорией мужчин», то есть «эксплуатировать … и сделать их своими рабами».
Тамара в удивлении выгнула бровь.
– Ещё вчера перед бабами чушь молол, а сегодня Нечаева цитируешь? Лучше бы три недели назад у Щербакова так Диме рот затыкал.
– Да я только эту фразу и запомнил, – они посмеялись. – Ну, что скажешь?
Женщина хмуро задумалась. Она вспоминала слова Авдотьи и Щербакова о положении Катерины. Фразы обоих отпечатались в сердце Тамары. Ночью она поздно уснула, глядя на съёжившуюся от холода на полу Катерину. «С Димой ей было хорошо». Девушка вертелась и тихо лепетала во сне неразборчивые просьбы. В один момент она чуть вскрикнула, скинув с себя простыню, но сразу же успокоилась, как только Тамара обратно накинула на неё одеяло. Работнице не давал покоя вопрос: «И что нам с ней делать?». Она осознавала, что может запретить брату всё что угодно, кроме своеобразного общения с Катериной, – он сделает вид, что услышал, но продолжит с ней сходиться, только уже втайне от Тамары, когда она ничем не сможет помочь Кате.
– Скажу, что ты довольно её эксплуатируешь.
В подвал заходили по одному.
Зоя, Авдотья и ещё несколько мужчин стояли возле белой от ужаса Ирины. Её веснушки от бледности горели ещё ярче. Тем не менее не так ярко, как синяк под глазом. Окружающие возбуждённо размахивали руками, кричали и хлопали Иру по плечу.
– Что такое? – возмутилась Тамара.
– Тихон… – по коже крестьянки побежал озноб, – умер… Повесили моего Тишу!
Уже упоминалось, что Ирина с Зоей дали себе «обет безбрачия», но это не мешало обеим встречаться с мужчинами. Зоя решила не ходить на свидания с одним кавалером более одного раза, как, поначалу, и Ирина.
Тихон и Ира и раньше замечали друг друга на собраниях подполья, но приглянулись друг другу совсем недавно. Видеться часто помимо сборов и после у них не было возможности. Хотя они и не состояли в общинах, Ирина к тому времени уже жила в городе, она не могла бегать в село к женатому мужчине.
«Как повесили?!» – про себя вскричала Тамара, но внешне не подала виду, чтобы не потерять лицо.
– А раскрасил кто? – безразлично поинтересовался Борис об ушибе Ирины.
– Баба его бешеная поставила! – злилась Зоя. – Тиша-то перед казнью дружка попросил Ире нож его любимый передать, а он, тупица, жене разбалакал. Та сразу смекнула, где Ира может быть. Приехала и подсторожила у завода! У-у-у, противная баба!
– Да за что его повесили? – нетерпеливо спросила Тамара.
– Он с Саввой, соседом своим, балакал о революции, а хозяин его услыхал! – чеканила Зоя за почерневшую и глядящую в одну точку Ирину.