История маленькой революции

– Здравствуй, Борис, – обрадованный встречей мужчина крепко пожал руку молчащему рабочему.

– Олег Владимирович, что же твой ученик не заходит? – приветливо спросила Тамара, чертыхаясь про себя.

– И правда! Дима, что ты у порога топчешься?

Из кухни робко выглянула Катерина в тот момент, когда Дмитрий закрывал входную дверь. Увидев девушку, он, улыбаясь, кивнул. Она поступила так же. Тамара это заметила и почти скороговоркой сказала:

– А ты, Олег Владимирович, давненько не заходил. Пойдём в мою комнату, я новый цветок купила. Пойдём, пойдём. Они нас на кухне подождут.

Тамара подхватила мужчину под руку и повела в свою комнату. От неожиданности Щербаков успел только открыть рот и вопросительно глянуть на сдерживающего смех Бориса.

Между Борисом и Дмитрием, оставшимся наедине в коридоре, возникло немое напряжение. На самом деле, история их взаимной неприязни началась отнюдь не вчера и не из-за переглядок юноши с пленной дворянкой.

Отца и беременную мачеху Алексеевых вместе с двумя их мальчиками пяти и семи лет задавила на Ходынском поле обезумевшая толпа в день воцарения царствующего поныне Императора. В тот год Тамара и Борис уже работали на заводе и получили в наследство от отца, среднеквалифицированного рабочего, малюсенькую, но свою квартиру (её пришлось оставить после первого конфликта с властями).

Уже тогда Борис и Тамара состояли в объединении местных рабочих. Авторитет Тамары был невелик, и многие мужчины позволяли себе нелицеприятные шутки в её адрес. Борис никогда не заступался за сестру, боясь получить по затылку. Чтобы улучшить репутацию, женщина пошла на рискованный шаг. Однажды, вместе с Борисом и самодельной бомбой, она отправилась к дому городского главы. Покушение прошло успешно. С этого времени условный карьерный рост Тамары и её брата, всё покушение бесцельно пробегавшего из стороны в сторону, пошёл в гору.

В середине седьмого года нового века Тамара возглавила манифестацию местных рабочих, где её и заметил Щербаков, прибывший для переговоров с крупным фабрикантом и работодателем Тамары. Разумеется, демонстрация не обошлась без жертв, но немалой суммой Олег Владимирович, ценивший борьбу за свободу и отметивший потенциал Алексеевых, освободил Тамару и Бориса из-под ареста и от грядущего повешения.

Через месяц, когда страсти улеглись, Тамара огласила своё желание создать новую организацию борющихся рабочих под её и Бориса предводительством. Щербаков видел немало: и как фабрикант выгонял «папиросниц» (то есть женщин на табачном заводе) зарабатывать на улице, если им не хватает денег, и как от голода рабочий упал на горячие угли, и, оставшись инвалидом, был с позором уволен. Он, наслышанный о смерти родного дяди от ста ударов плетью и не желавший повторения сего в остальных семьях, поддержал инициативу.

Ещё через полтора года заседания организации на конспиративной квартире были раскрыты. Щербаков вновь дал взятку, но уже с условием, что прибывший Дмитрий, господский сын, будет участвовать в заседаниях.

После первого же собрания Дмитрий отправился на прогулку с миловидной барышней, которую через полчаса у него отбил Борис. Дмитрий был оскорблён, но «не стал марать свою честь дуэлью с безродным». Однако удовлетворить внутреннюю обиду он считал необходимым. Уже через неделю другая дама, примеченная Борисом, провела ночь в квартире Дмитрия. С того дня между мужчинами объявлена негласная война.

Как только Дмитрий переступил порог кухни, Борис неохотно произнёс:

– У меня ещё остались дела.

Катерина облегчённо вздохнула, когда мужчина покинул столовую, и расслабленно села на стул, молча приглашая юношу присоединиться.

***

Олег Владимирович неуверенно занял место на кровати.

– Томочка, что это было? – Щербаков ошарашенно следил за каждым движением ходящей из угла в угол женщины. Она остановилась и обернулась.

– Подумала, что молодым хорошо познакомиться, – твёрдо, но с улыбкой отчеканила Тамара. Ей было необходимо перевести тему и, пока Щербаков не опомнился, сказала: – Насчёт платья…

– Нет, нет. Ничего не хочу слышать. Твоя юбка, – он поджал губы, – никуда не годится.

– Это навредит моей репутации революционера, Олег Владимирович, – Тамара присела на краешек стола напротив Щербакова. – Платья обычно дарят любовницам, а не подпольным лидерам.

Щербаков покраснел, как маленький ребёнок, и начал, заикаясь, оправдываться, провоцируя задорный смех Тамары, покачивающей свисающей со стола ногой.

– Ты мне лучше скажи, откуда такая особа? – почти без тени смущения спросил мужчина.

– Не слышал про бунт крестьян Головина?

– Не без вашей, конечно, помощи?

– А то, – довольно ответила женщина, весело качая головой.

– Н-да, Головин скверным был помещиком. Виделись с ним много лет назад, с тех пор лично дел не имели. Противно.

– Как раз перед нашим приходом конюха со всей семьёй выпороли. Жена его на сносях была.

– Слышал, слышал… – задумчиво протянул он, глядя в пол. – А девчонку зачем забрали?

– Понравилась, – хмыкнула Тамара.

– Борису?

– И ему тоже. Лежала под кроватью, как брат рассказывал, пряталась, плакала.

– Стало быть, просто пожалела?