История Марго

Я забеспокоилась, что она потеряла интерес к нашей книге. Может быть, теперь, когда она столько времени провела вдали от Парижа и от меня, у нее изменились планы? Может, она великодушно продолжает встречаться со мной только потому, что жалеет девочку, потерявшую отца? После нашего разговора меня не покидало ощущение, что что-то не так, что она больше не вкладывается в проект всей душой. Явных причин для беспокойства не было, и тем не менее мне стало очень не по себе.

Они вернулись сияющими. “Это все свежайший горный воздух, – сказала она, – а не парижский смог, который забивает горло”. Когда поезд прибыл на вокзал, легкие у нее аж съежились, стоило ей вдохнуть токсичных городских выхлопов. Она хвасталась тем, как они отдохнули. “После Нового года мы провели в кровати целый день”, – заявила она. От головной боли ей пришлось выпить восемь таблеток аспирина.

Я представила, как они сидят на мягких стульях за столом красного дерева и едят гороховый суп из керамических мисок. Представила жареное мясо с корочкой, хрустящей под ножом. Хотя, по правде говоря, я ничего не знала о семье Давида и даже не знала, живут ли они в собственном доме или в маленькой квартире. Я была уверена, что по ночам Брижит и Давид занимались любовью. В моем воображении они всегда делали это стоя, опираясь на кровать. Я помнила звуки, которые они издавали, как будто это было вчера. Его икры напрягаются. Потом тишина. От этого зрелища мой желудок проваливался куда-то в глубину.

В четверг вечером, открыв мне дверь, Брижит внимательно оглядела меня сверху донизу и заявила, что я слегка набрала вес, округлилась и выгляжу здоровее. Но как же так, если несколько недель тому назад она сказала, что я похудела? Как это произошло так быстро – может, я поправилась от вина? Я действительно ела больше обычного на Рождество, наш холодильник впервые за последнее время не зиял пустотой.

Я выбросила это из головы и сосредоточилась на работе над книгой. Я хотела с этим закончить и уже целиком посвятить себя подготовке к экзаменам. Мне нужна была итоговая оценка не меньше шестнадцати из двадцати, чтобы получить mention très bien[33], и тогда папа мог бы мной гордиться. Весной мне предстояло писать пробные экзамены почти каждую субботу с восьми утра и до полудня.

Я пыталась снова увидеть впереди цель, к которой мы шли раньше, вспомнить многочасовые интервью, короткие наводящие вопросы Брижит, сплошной поток собственных слов. Я чувствовала, что она тоже стремится поскорее довести все до конца, и в душе побаивалась, что после этого она вычеркнет меня из своей жизни.

– Это все, что я знаю, – сказала я. – Нужно что-то еще?

– У нас все отлично, – заверила меня Брижит. – Материала хватит на три книги.

Скоро она примется за дело. Надо будет собрать из отдельных интервью увлекательное повествование. Нам понадобится издатель. У нее есть друг в “Галлимаре”, и она для начала обратится туда.

Когда я рассказала Брижит, что у папы были другие женщины, на ее лице мелькнуло странное выражение. Мне показалось, что я заметила в ее глазах блеск, но, может, это было отвращение.

– Как думаешь, есть ли у него еще дети? – спросила она. – Ты говоришь, у него были другие романы. А вдруг и ты у него такая не одна?

Этот вопрос застал меня врасплох, и я лихорадочно попыталась придумать умный ответ. В итоге я сказала, что не думала об этом.

– Ты никогда этим не интересовалась?

– Если другие дети и есть, они не такие, как я. Видимо, он их бросил или никогда о них не знал.

– Ты говоришь с такой уверенностью.

– Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

– Нет, я знаю только то, что ты мне рассказала.

– Это Анук упомянула о его изменах, а она ненадежный источник. Разве угадаешь, правда ли это? И к тому же она не назвала ни одного конкретного имени, просто сказала, что он не умел хранить верность.

Брижит перестала писать, кончик ее ручки уткнулся в блокнот. Кожа сжимающих ручку пальцев отливала желтым. Она склонила голову и улыбнулась.

– Я заговорила об этом только потому, что такие вещи не дают мне спать по ночам, а еще потому, что всегда воображаю худшее.

– Если бы мне что-нибудь было известно, я бы тебе сказала.

– Конечно.

Я выпрямила скрещенные ноги. Они действительно выглядели шире в ляжках, расплывались под черными джинсами. Брижит разобрала бумаги на журнальном столике и сложила их в две стопки. Одну из них она пододвинула ко мне.

– Можешь отнести это Давиду? – попросила она. – Терпеть не могу, когда он бросает свои бумаги в гостиной, хотя знает, что это мое рабочее место.

Я сгребла стопку, чувствуя облегчение от того, что смогу немного отдохнуть от нее.

– Спасибо, Марго, – сказала она.

Дверь в кабинет Давида была приоткрыта, и за ней виднелись стопки книг на полу. Его ноутбук лежал на диване, на котором я уже несколько раз ночевала. Я постучала в дверь.

– Входите, – услышала я в ответ.

– Брижит велела мне отдать тебе вот это, – сказала я, вручая ему бумаги.

Он поблагодарил меня и положил их на стол.

– Я знаю, что ей не нравится, когда я оставляю свои вещи на ее рабочем месте, – сказал он.