История марксистской диалектики (Ленинский этап)

Нетрудно видеть здесь общую идею иррационалистической философии XX в., отождествляющей научный метод вообще с тем – метафизическим – способом мышления, который составлял существенную ограниченность естествознания XVII – XVIII вв. Не в состоянии найти выход за его пределы в диалектике как логике, иррационализм апеллирует к «непосредственному знанию» – интуиции, пониманию и т.д. Однако Сартр отличается тем, что «понимание» связывается им не просто с потоком психических переживаний, а с «реальной жизнью» – практикой. В результате возникает своеобразный гибрид: с одной стороны, Сартр воспринял тезис Маркса относительно практики как основы познания, с другой – оторвал интеллектуальное познание от «постижения», т.е. практики. В результате снимается вопрос о диалектике как логике, о том единственно возможном для человеческого ума способе теоретического освоения мира, необходимо отличающемся от практически-духовного освоения этого мира.

Но в чем же состоит, собственно, «диалектика практики» по Сартру? На этот вопрос можно ответить, рассмотрев анализ им движения от индивидуальной практики к «практико-инертному» и от группы – к истории. Сартр считает, что начинать изучение практики следует с индивидуальной практики, ибо «вся историческая диалектика покоится на индивидуальной практике, поскольку последняя уже диалектична, то есть поскольку действие само по себе представляет собой отрицающее снятие противоречия, определение наличной тотализации во имя будущей тотальности, реальную и эффективную обработку материи» (483, стр. 165 – 166). Не отрицая того, что можно начинать исследование с индивидуальной практики, мы должны все же констатировать, что исследование это осуществляется Сартром ошибочным образом. Ибо, если с точки зрения марксизма начинать с индивидуального, с деятельности отдельного индивида – значит переходить от этой индивидуальной деятельности к ее социальной определенности, то для Сартра это означает истолкование общества на основе индивидуальной практики. Не удивительно, что в ходе такого исследования он приходит к выводу, что «единственный конкретный фундамент исторической диалектики – это диалектическая структура индивидуальной деятельности» (483, стр. 279).

Здесь Сартр уже заблуждается. Структура индивидуальной деятельности не есть нечто данное, исходное и необъяснимое. Она сама исторически развивается в зависимости от социальной структуры, от характера общественных отношений. Сартр же ограничивается здесь выявлением самой общей диалектической структуры действия. Если перевести на общепонятный язык приведенную выше характеристику действия, то получится, что оно выступает так. Человек испытывает потребность. Она – отрицание существующего состояния, поскольку ее предмет еще не существует, выступая как цель, реализуемая практикой. Возникшее новое состояние в свою очередь есть некоторое позитивное состояние и, как таковое, отрицание отрицания. «По отношению к данному практика представляет собой отрицательность: но речь всегда идет об отрицании отрицания; по отношению к намеченному объекту она – позитивность. Но эта позитивность выходит к „несуществующему“, к тому, чего еще нет» (483, стр. 64). Так практика воплощает единство противоположностей, положительности и отрицательности, существующего и несуществующего.

Имеет ли такая характеристика практики философский, диалектический смысл? Да, конечно. Однако видеть в этом универсальный, всеобщий, а главное единственный принцип обоснования исторической диалектики – это явное упрощение. Человеческая деятельность диалектична, и ее изучение с необходимостью выявляет ее диалектику, обнаруживает в ней проявление законов диалектики. Но обосновать последние одной индивидуальной практикой нельзя. И получается, что «у Сартра уже имеется определенная модель диалектики, и он заранее знает от Гегеля, Маркса и Энгельса, каковы ее главные законы. Руководствуясь этой моделью, он стремится при анализе человеческого действия выявить в нем соответствующие характеристики. Это означает, что обращение к индивидуальной практике в действительности лишь иллюстрирует универсальность диалектики, а не обосновывает диалектику как необходимость» (193, стр. 235 – 236).