История мировой культуры

Наука заменила обычные слова универсальной терминологией. Утверждая вслед за мифологией, что у истоков возникновения мира был «всплеск энтропии», наука подтверждает на своем особом языке идею происхождения мира через жертву. Наука в ХХ в. взялась обсуждать проблемы происхождения души, духа и, наконец, предсказывать будущее. И. П. Павлов хотел объяснить физиологией психику, духовную жизнь. Это путь к осознанию духовной культурой самое себя. Он основывался на программе И. М. Сеченова, который в книге «Рефлексы головного мозга» заявил, что «все акты сознательной и бессознательной жизни по способу происхождения суть рефлексы». Результаты русской школы рефлексологии скорее отрицательны, хотя открыто и изучено многое, включая условные рефлексы.

Дальнейшее развитие психологии привело к выделению З. Фрейдом в качестве одного из двух важнейших стимулов человеческого поведения воли к смерти и разрушению. Изучение животных не подтверждало этих заключений. Основатель этологии К. Лоренц сделал вывод, что у животных не существует воли к смерти, поскольку она антиэволюционна. При этом эволюция понималась с точки зрения Дарвина. Дарвин создавал теорию эволюции на основе изучения животного мира, и она не может быть полностью распространена на человека. По Дарвину, побеждает сильнейший, и это может быть приложимо к человеческому обществу, но не к культуре. С точки зрения теории эволюции Дарвина развитие культуры необъяснимо, но оно вполне согласуется с наличием у человека антиэволюционной для животных воли к смерти. По-видимому, это специфически человеческая черта, и она выражается в духовном стремлении к вечности через самопожертвование‑то, что отсутствует у животных, которые не осознают собственной смертности и поэтому не стремятся к вечности. А страсть к разрушению – это уже сублимация влечения к смерти.

Получает удовлетворительное разрешение и спор относительно значения взаимопомощи в природе, который особенно обострился после выхода книги П. А. Кропоткина «Взаимная помощь в природе», в котором известный анархист пытался опровергнуть взгляды Дарвина на значение борьбы за существование в эволюции видов. Кропоткин привел много фактов взаимопомощи в природе, но уязвимость его позиции заключалась в том что он не предложил механизма альтруистического поведения. Впоследствии данный спор шел в направлении поиска «генов альтруизма». Социобиология попыталась генетически объяснить альтруизм с помощью понятия родственного и группового отбора. Социобиология применима при изучении животных, поскольку у них имеют место различные формы социального поведения, однако возможности этой науки в изучении эволюции человека ограничены, потому что она рассматривает именно генетическую детерминацию социальных явлений, не затрагивая проблем эволюции культуры. Тут нужна культуробиология, которой придется встретиться с очень сложными проблемами вывода культуры из биологии. Человек не биосоциальное, а культуробиологическое существо. С этих позиций объяснение альтруизма лежит не столько в плоскости генетических детерминант (хотя это имеет место), сколько в области социального наследования альтруизма с точки зрения роли жертвы в эволюции культуры. В культурных людях преобладает невыводимая из биологической культурная составляющая, и их поведение скорее культурно, чем генетически детерминировано.

Большое значение имела разработка синергетикой универсальной схемы развития. Позиции господствовавшего в XIX в. историзма были подорваны в результате неосуществления прогнозов, основанных на детерминистских предпосылках. Наука ХХ в. отошла от жесткого детерминизма, что, как оказалось, совсем не обязательно ведет к отказу от принципа эволюции. Разработанная синергетикой схема учитывает «стрелу времени» и в то же время отказывается от однозначного детерминизма за счет выделения в развитии зон неустойчивости, в которых действует «объективная неопределенность». Создание нового – всегда ведет к неустойчивости: «… каждый выдающийся творческий акт сопряжен с нарушением равновесия» (Ренан Э. Жизнь Иисуса. С. 290). Если применить данную схему к эволюции культуры, то оказывается, что зоны устойчивости соответствуют периодам господства определенной отрасли. В этих зонах действует «культурная волна» (А. Тойнби). Добровольная жертва во имя культуры создает непредсказуемую неустойчивую ситуацию, и в зоне неустойчивости исчезает линейная детерминация последовательности событий, чтобы создалась новая реальность, развивающаяся по своим законам. Зоны неустойчивости соответствуют обострению борьбы за власть, когда победитель еще неизвестен. Жертва, определяющая будущего победителя, соответствует точке бифуркации универсальной синергетической схемы развития.

НТР и кризис науки