Уснули князья, простерты мужи, день завершен;Шумливые люди утихли, раскрытые замкнуты двери,Боги мира, богини мира,Шамаш, Син, Адад и Иштар, —Ушли они почивать в небесах;И не судят больше суда, не решают больше раздоров,Созидается ночь, дворец опустел, затихли чертоги,Город улегся, Нергал кричит,И просящий суда исполняется сном;Защитник правых, отец бездомных,Шамаш вошел в свой спальный покой.Великие боги ночные,Пламенный Гибиль, могучий Эрра,Лук и Ярмо, Крестовина[521], Дракон,Колесница, Коза, Овен и Змея, —Ныне восходят.В учрежденном гаданье, в приносимом ягненкеПравду мне объявите!__________________________________Двадцать четыре строки: посвящение ночи.(Перевод В. Шилейко) [255–256]Очень распространены были в вавилонской поэзии заклинания от различных болезней, построенные по аналогии с шумерскими «Энки – Ассалухи» («Эйа – Мардук»). Несмотря на чисто утилитарный характер этих произведений, многие из них очень поэтичны: в них используется сложная метафорика для передачи состояния больного человека. Так, в одном из заклинаний описание болезни приобретает характер некоей общемировой катастрофы: скорбь набрасывает сеть над больным человеком и одновременно над всем миром:
Скорбь, как воды речные, устремляется долу,Как трава полевая, вырастает тоска,Посреди океана, на широком просторе.Скорбь, подобно одежде, покрывает живых;Прогоняет китов в глубину океана,В ней пылает огонь, поражающий рыб;В небесах ее сеть высоко распростерта,Птиц небесных она угоняет, как вихрь…(Перевод В. Шилейко) [263]В заклинании против детского плача до нас дошла одна из древнейших колыбельных песен («Житель потемок, прочь из потемок…»[522]
), в заклинании против зубной боли («Когда Ану сотворил небо…») – картина сотворения мира, чтобы последовательно объяснить происхождение «зубного червя», «поселившегося» в челюсти.Целый сборник заклинаний («Книга заклинаний»), дошедший от вавилонян, состоит из шумерских плачей Инанны по Думузи, переведенных на аккадский язык (в аккадском варианте, естественно, фигурируют Иштар и Таммуз)[523]
. На русский язык два фрагмента из этого сборника перевел В. К. Шилейко под названием «Вышла она на простор…»[524]. Как предполагают исследователи, тексты представляют собой запись мистериального действа, в котором чередовались хоровые и сольные партии. Вся метафорика подобных произведений подчинена выражению скорби по ушедшему в подземное царство Думузи-Таммуза и увядающей с ним природы, оплакиванию его как царственного жениха, покинувшего небесную невесту-супругу – Инанну-Иштар:Вышла она на простор, припала к супругу,Вышла Иштар на простор, припала к супругу:Горе, витязь Владычицы чар,Горе, жених мой, супруг мой,Горе, дитя Нингишзиды!Горе, строитель сетей,Горе, жалостный дружка невестин,Горе, праведник, лик опустивший!Горе, оплаканный мой,Горе, чадо Небесного Змея,Горе, брат Гештинанны родимый!Пастырь, царевич Таммуз, жених Иштар,Государь преисподней, владыка могилы!Не испил тамариск в вертограде воды,Не дала его купа на воле цвета;У пруда не наплакалась ива,С корнем вырвана ива!(Перевод В. Шилейко) [257–258]