Все ждали, что он просто умрет. Что его сердце просто остановится из-за асфиксии, так как он не сможет дышать вне жидкостной среды. Но явившаяся им его реакция что-то изменила. Видимо для обычного человека это просто что-то страшное и, похоже, на предсмертную агонию, но для медиков эта реакция стала толчком к действиям. Для них такой поворот, судороги и резкий скачек температуры, говорили не только о близкой и возможной смерти, а еще и о том, что тело Корина реагирует. Возмущается и борется. А значит, мозг жив!
Когда на секунду команда реаниматологов расступилась, то Грек уже увидел, что изо рта его пилота выведены какие-то трубки. Из одной рывками выплескивались остатки жидкости из легких, а в другую, судя по всему, поступал воздух для дыхания. Его, то поворачивали на бок, то снова укладывали на спину. Грудь поднималась и опускалась рывками, сопровождающимися хриплыми стонами и звуками похожими на кашель, но трубки кашлять ему бы мешали.
‒ Что происходит? ‒ Маер повернулся к Аскарян и заметил, что выражение ее лица теперь больше выражало восхищение, чем злость и сожаление.
Она обернулась и за все, то короткое время, что Маер был с ней знаком, впервые слегка, но улыбнулась, сама подумав о том, что уже и забыла, как это делается.
‒ Сегодня, судя по всему, у него второй день рождения.
Глава 89
История насущных времен
В небольшом помещении медицинского блока технического модуля магистрального космического судна СИД, Виктор лежал совершенно без одежды. Кто-то не поленился избавить его и от защитного костюма и от термокомбинезона под ним. Его тело прикрывала лишь противно шуршащая анатомическая непрозрачная простыня. Жесткая и явно короткая для его роста кровать медицинского блока, трещала под ним опорами, когда он пытался перевернуться на другой бок. Периодически подергивая пристегнутой наручниками к каркасу рукой, он мрачным взглядом рассматривал низкий потолок, в котором сквозь вентиляционные прорези можно было наблюдать за вращением лопастей нагнетателей воздуха. Поперек тела, от пояса до плеча и под левую руку, проходила повязка, скрывающая пулевое ранение.
Евгений Стродин до того дня, никогда даже не держал в руках оружие, и уж точно некогда не стрелял. Принял он такое решение только потому, что как ему казалось, спасал своих людей. Стрелял, зажмурив глаза. Наугад. Не целясь. Так что, пуля вошла в тело Виктора на десять сантиметров ниже сердца, пробила селезенку и выскочила из левого бока. В общем, автоматизированному хирургическому комплексу и паре медиков, пришлось повозиться пару часов, пока все ткани были спаяны, кровотечение прекратилось, и угроза жизни спала. Теперь осталась только боль, конечно приглушенная анальгетиками, но возвращающаяся каждый раз при резких неаккуратных движениях. Анальгетики были исключительно медикаментозные. Не импульсные.
Виктор оторвался от гипнотизирующих сознание лопастей нагнетателя воздуха и посмотрел на полимерные скобы-наручники, которые использовались всегда одноразово. Если затянул на запястье, то теперь только срезать.
Но такое утверждение было не для него. Для Карнеги, эти наручники были не более чем игрушкой. Пока он тут лежал, то придумал несколько способов, как избавиться от них. Другое дело армейские композитные фиксирующие скобы или наручники отрядов Правопорядка, которые бьют током, если пытаться их снять, повредить или начать просто махать руками. Но даже если он и избавится от них, что дальше? Пока не заживет рана, далеко он не уйдет и драться не сможет. Да его скрутит сейчас и подросток в два счета. А потом еще и спайки разойдутся, снова откроется кровотечение. Второй раз, коллеги избитых им ученых, уже возможно не будут так благосклонны к его персоне, если он решит все-таки продолжить свой путь воина.
Интересно как там Маер? Его должно быть тоже держат под замком. Но он хотя бы не ранен. А может попытаться добраться до него, высвободить, а там вдвоем, захватить судно будет легче?
Только он подумал, как дверь в медицинский блок, съехала в сторону и в помещение, напичканное различным оборудованием и контейнерами с трафарированными на них красными крестами, вошел Грек Маер. Целый и невредимый. Вошел один, своими ногами. Никто его не сопровождал, и руки его не были скованы наручниками, а на лице была улыбка.
Сначала Виктор подумал, что его старый друг сбежал. Сумел высвободиться из-под ареста и пришел, чтобы освободить и его. Но скоро уже до него дошло, что Маер никуда не спешит и за ним никто не гонится. Он был совершенно свободен. Даже дверь за собой не закрыл.
Когда же он подошел, то все так же загадочно улыбаясь, сначала срезал каким-то острым инструментом, наручники, сковавшие запястье Виктора и каркас кровати, а потом просто сел к нему рядом и спросил, о его самочувствии.
‒ Нормально. ‒ Виктор смотрел с подозрением на его странно улыбающееся лицо, где вновь красовалась подстриженная и аккуратно окантованная седоватая бородка.