История моего бегства из венецианской тюрьмы, именуемой Пьомби

Остальную часть его длинного письма составляла история всех пленников, содержащихся теперь в Пьомби, а также и тех, кто побывал в ней, но уже вышел на свободу за те четыре года, которые он там провел. Он мне открылся, что стражник по имени Никколо тайком покупает ему все, что он просит, и сообщает имена всех узников и то, что происходит в других камерах, и, дабы убедить меня в этом, он рассказал о дыре, которую, вероятно, именно я проделал в полу своей бывшей камеры, откуда меня перевели, чтобы на следующий день разместить там патриция[78] Пр. Дж. С***. Он написал, что Лоренцо провел два часа, оставив меня в одиночестве, в поисках плотника и слесаря, чтобы заделать дыру, и потребовал у ремесленников, чтобы они молчали под страхом смертной казни. Никколо уверил его, что еще день, и я совершил бы побег, о котором бы много говорили, и Лоренцо за это казнили бы через удушение, поскольку было ясно, что, несмотря на то, что он изображал крайнее изумление при виде дыры в полу и делал вид, будто разъярен, на самом деле он, должно быть, со мною заодно, поскольку только он сам мог снабдить меня инструментами, которых так и не нашли, наверное, потому, что я сумел незаметно их ему вернуть. Никколо также рассказал, что синьор Бр*** пообещал дать Лоренцо тысячу цехинов после моего побега, которые тот рассчитывал получить, ничем не рискуя и уповая на протекцию почтеннейшего Д***, друга его жены; все стражники были уверены в том, что он найдет способ помочь мне бежать, не потеряв при этом места. Он также сказал, что они не посмеют сообщить господину секретарю о вымогательстве, поскольку опасаются, что, если Лоренцо выйдет сухим из воды, он им отомстит, оставив без работы. Отец Бальби завершал свое послание просьбой доверять ему. Он просил меня поведать историю про дыру и про то, от кого я получил необходимые инструменты, уверяя, что, хотя его и снедает любопытство, тайну хранить он умеет. Я не сомневался в его любопытстве, но у меня были сомнения насчет его умения держать язык за зубами: то, о чем он просил меня рассказать, уже свидетельствовало о его чрезмерной болтливости. Я понял, что с ним следует вести себя крайне осторожно и что я легко сумел бы заставить человека такого сорта делать все, чтобы обрести свободу.

Я провел весь день, сочиняя ответ, но из-за стойкого подозрения я медлил и не отправлял его. Мне пришло в голову, что эта переписка могла быть спровоцирована Лоренцо для того, чтобы узнать, где спрятаны инструменты, которыми я разломал пол. Поэтому я написал ему короткое письмецо, где сообщал, что из-за сильнейшей головной боли не в состоянии ответить ему подробно, а пока что надеюсь удовлетворить его любопытство сообщением о том, что большой нож, с помощью которого я проделал дыру в полу, находится под подоконником окна в коридоре, куда я успел его спрятать, пока находился один в новой камере, и куда Лоренцо не додумался заглянуть, и я не знаю, что мне теперь делать с этим ножом. Это лжепризнание позволило мне пребывать три дня в спокойном состоянии духа, поскольку, если бы мое письмо перехватили, стражник должен был бы проверить тайник под окном, а я не заметил ничего необычного в поведении тюремщиков.