История моей любви

Даже не помню, как перед нами опять показалась та высокая прямая женщина. В руке у нее теперь был граненый стакан пшена, она так же вкрадчиво говорила:

— Соглашайтесь на туфельки, родненькие, спасайте себя…

Мама не отвечала, у нее снова дрожали губы.

— Ладно, — сказал я женщине, — берите.

Она осторожным движением взяла из рук мамы туфли, сунула их за пазуху, и в руке у нее оказался приготовленный кулек из газеты. Она ловко и бережно высыпала в него пшено, протянула мне кулек:

— Кушайте, родненькие, кушайте…

Я аккуратно закрыл маленький кулек, бережно положил его в карман тулупа и сказал:

— Пойдем, мама.

— Да-да… — прошептала она, не двигаясь.

Тогда я осторожно взял ее под руку, она качнулась, и мы медленно пошли. Тропинка в снегу сделалась узкой, а я боялся отпустить руку мамы: мне все казалось, что она вот-вот упадет. И шел по глубокому снегу, даже набрал его в валенки. У ворот нашего дома мы остановились, я достал из кармана кулек с пшеном, протянул его маме и бодро проговорил:

— Были бы ноги, а туфли новые купим! Схожу в магазин, пока вы с бабушкой кашу варите, да?..

— Сходи… — мама наконец-то чуточку улыбнулась.

Я пошел, думая о Славке и удивляясь, почему мне совсем не жалко Пучкова, даже если его расстреляют.

6

На больших окнах магазина были бункера из досок, засыпанные песком, а через замерзшее стекло двери не видно света. А что, если тетя Валя просто не открыла магазин? Нет продуктов, она и не открыла, так уже бывало… Взялся за ручку двери, потянул ее на себя, она не поддавалась. Дернул еще раз и хотел уже уходить, как вдруг услышал, что внутренняя дверь магазина тяжело открывается, — есть, значит, в нем люди. И замерзшее стекло наружных дверей чуть пожелтело, — горит, значит, коптилка у тети Вали…

— Тяните сильнее, — вдруг послышался из-за дверей голос Нины Богдановой. Четко и строго послышался, совсем как давным-давно в школе: «Не списывай и сиди прямо!»

От неожиданности я растерялся, а потом сразу испугался, что вот сейчас увижу Нину…

— Ну! — повторила она, все нажимая на двери изнутри; сквозь замерзшее стекло я даже видел ее нечеткий силуэт.

Я потянул за ручку уже изо всех сил. Дверь дрогнула и медленно стала открываться.

— Доброе утро, Кауров, — так же четко поздоровалась Нина, встретившись со мной глазами.

— Здрасти… — пробормотал я, сразу же отводя взгляд в сторону.

И когда уже вошел в магазин, все не мог посмотреть на Нину, чувствовал только, что она снова идет к прилавку… И тогда уже увидел пустые полки, тусклую коптилку на прилавке и тетю Валю, с той стороны облокотившуюся на него. Больше никого в магазине не было, и тетя Валя говорила Нине:

— Маленькому легко верить, а немцы уже половину России заняли, к Москве вроде подошли… — Она вздохнула горестно, часто-часто покивала головой. — Андреенко третью неделю молчит, сколько человек на голом кусочке хлеба протянуть может?..

Я удивленно мигнул, глядя на нее. Видел тетю Валю каждый день, и всегда она, низенькая и быстрая, деловито двигалась по магазину, говорила резко и отрывисто, будто командовала, строго поджимала губы, и светлые глаза ее энергично поблескивали. А сейчас она точно разом постарела.

— Правильно, у вас горе, — по-своему рассудительно сказала Нина, и голос ее прозвучал особенно отчетливо в стылой тишине пустого магазина. — Правильно, ваших сына и мужа уже не воскресишь, как вы сказали; правильно, немцы подошли к Москве, блокировали Ленинград, ну — и что?! — Она обернулась, коротко глянула на меня, и я сразу, непроизвольно для себя и послушно, утвердительно кивнул ей. — Да ведь фашисты сейчас только того и ждут, что мы сломимся морально, а мы-то им назло и выстоим. Обязательно выстоим! Так, Кауров? — И она опять посмотрела прямо мне в глаза.

— Так… — быстро согласился я.

— Петю у меня убили, — сказала, посмотрев на меня, тетя Валя. — Вчера похоронную получила. На прошлой неделе на Ваню, на мужа, а вчера на Петю, на сына… Как ты думаешь, Пашка, почему это: письма не ходят, а похоронные ходят?.. — И, не слушая моего ответа, так же быстро продолжала: — Получила на Ваню и не поверила: ошибка, думаю. А теперь вот и на Петю…

— Тоже, возможно, ошибка, — ответил я и увидел, как Нина строго покосилась на меня.

— Ты так думаешь? — начиная радоваться, но все еще сомневаясь, спросила тетя Валя.

— Уверен!

— Спасибо на добром слове, Пашенька!.. На базе соевые бобы ждут: как получу, оставлю тебе на карточки.

— Спасибо, тетя Валя.

Она помолчала, пристально рассматривая Нину, потом устало усмехнулась:

— И тебе уж оставлю.

Я решился, глянул на Нину. Так и видно было, как она сейчас борется с собой: поблагодарить ей тетю Валю или нет?.. Наконец она прошептала:

— Спасибо… — И сразу же пошла к двери, а я — за ней.

— Характерец у тебя, девочка, — в спину нам сказала тетя Валя, — Смотри, дров не наломай, чтобы живой остаться.

Мы с Ниной уже толкались в дверь, стараясь открыть ее, и я чувствовал руку Нины, схватившую ручку рядом с моей. Она поморщилась, услышав слова тети Вали, потом все-таки ответила:

— Приму к сведению.