- Прочь отседа!-кричат они, размахивая нагайками.
- Что здесь? - спрашиваю я.
- Ничего особенного: начальство царскую подать выколачивает.
- Как выколачивает?
- А так. Не заплатили подушные за землю - вот у них отбирают живность в счет уплаты.
- Почему ж они не платят?
- Потому что денег нет... Откуда же мужику взять? А для мужика корова это, брат, кормилица, без нее совсем подохнешь.
- И они отбирают?
- Да, отбирают - сам, чай, видишь.
В это время одна пожилая женщина подбегает к своей корове, вырывает из рук сотского веревку н тащит к себе обратно. Но тут подъезжает верховой и, размахивая над головой женщины нагайкой, кричит:
- Отстань, стерва, отпусти, а не то засеку до смерти!
- Секи, родимый, убивай, а Буренушку не отдам я тебе, детишки помрут мои, не отдам! - кричит баба.
- Уйдем, - шепчет мне Государев. - Представление не очень веселое, и сделать его лучше мы не можем. Пойдем до следующего селения, а там и отдохнуть можно. Эх... эх...
Мы уходим, провожаемые воем, плачем женщины и гиканьем и свистом урядников.
Сейчас Степан Гавриилович является для меня единственным близким человеком. Я привязываюсь к нему, как бывает только привязан человек к брату, к отцу. Я уже знаю не только его прошлую жизнь, но могу угадывать его мысли, знаю, как он отнесется к тому или иному факту. Люблю его слушать. Он говорит всегда просто, понятно и умно. Для меня наши беседы являются откровением. Я начинаю понимать, какой ужас представляет собою человеческая жизнь, когда она скована жестоким бесправием деспотических законов.
- Почему так много крестьян, а защитить себя они не могут? Вот в деревне, где отбирали окот, там сотских и урядников было всего человек десять. Что бы стоило сотням крестьян задавить их и отнять свой скот?
- Да, нечего оказать, хорошие мысли гуляют в твоей голове! А не хочется ли тебе за эти слова сесть в тюрьму?
- Нет, мне не хочется, - отвечаю я. - Мне только желательно узнать, отчего это так бывает, что большинство людей подчинены меньшинству людей богачей.
- О, старик, куда ты забираешься! Видно, у тебя башка совсем не пустая. Ну, ладно, уж ежели так, то постараюсь тебе и это объяснить. Ты знаешь, что такое раб? Этот сорт людей существовал в самой глубокой древности и существует до наших дней. Раб - это человек, взятый другим человеком в плен. Более сильный заставляет на себя работать более слабого. Среди волков этого не бывает... И вот представь себе такую картину. Мы с тобой вооружены до зубов. У нас хорошие кони, мы садимся верхом и нападаем на ту самую деревню, где сейчас стоит стон обиженных. Налетаем, даем два-три выстрела и побеждаем всех - и сотских, и урядников, и всех крестьян, потому что мы напали врасплох и были вооружены. С этого момента ты можешь делать с людьми все, что захочешь. Прикажи пасть на колени - все упадут; прикажи работать - все возьмутся за труд; прикажи отдать все добытое трудом - все отдадут. Такова сила человеческой трусости и темноты. Этим пользуются все властители земли от древних времен до наших дней. И пока будут властвовать цари, короли, князья, бароны, помещики, до тех пор рабы будут жить во тьме и плоды своих трудов отдавать деспотам. Все понял?
- Да, - отвечаю я. - Но неужели нельзя найти справедливости?
- Как нельзя? Очень просто, можно. Слыхал ты такое слово - восстание?
- Знаю. Индейцы в Америке тоже восстают.
- Ну вот. Восстают, сбрасывают с тронов деспотов и выбирают президента.
- И тогда все уже хорошо?
- Не совсем. Президент, привыкнув сидеть на своем высоком кресле, начинает убеждаться, что он умнее всех и что все должны ему подчиняться, и тогда история начинается сызнова. Появляется новый деспот под названием президент, и число рабов становится еще больше.
- Чорт возьми! Какой дурак человек...
- Вот когда ты все понял! Раз ты это знаешь, то никогда не зазнавайся.
Наш разговор происходит на сеновале избы старосты, где мы ночуем.
Зима настигает нас, когда мы добираемся до Орла, - зима жестокая, с метелями, морозами, вьюгами.
Первые два-три дня мы ночуем в городской ночлежке среди вшивой босяцкой команды, в тесноте, духоте и махорочном дыму.
Проедаем последние гроши, оставшиеся от осенних заработков.
Государев целые дни куда-то ходит, переговаривается с какими-то людьми, заходит в частные слесарные мастерские и, наконец, находит то, чего искал: мы поступаем в железнодорожный механический цех.
Степан Гавриилович в качестве слесаря, а я-подручным.
Государев работает не хуже любого специалиста. Он становится у тисков, подбирает инструменты, получает работу и вообще ведет себя как опытный хороший мастер.
А я ношусь по большой мастерской, таскаю куски металла, ручные станки, исполняя приказания старших мастеров.
Мне это нравится, а главное, понемногу приучаюсь и сам владеть то одним, то другим инструментом. Степан Гавриилович меня учит и приговаривает:
- Ты, старик, стань ближе к твердому металлу, тогда жизнь твоя будет мягче.