История моей жизни

Она понимает каждое мое слово. Впрочем, я убежден, что не только собаки, но и лошади, кошки, свиньи, коровы и козы понимают только по-русски, потому что все животные христиане и никогда евреями не были. Вот почему даже раввины не говорят с ними на еврейском языке.

Впервые я убеждаюсь, что зима совсем не плохая вещь, когда человек одет и ощущает в себе сладкий чай и теплую заварную булку с маслом.

Выбегаю на улицу. Здесь еще краше. Вчера мостовая, измятая ногами людей и животных, лежала покрытая расшатанными булыжниками и серыми комьями полузамерзшей грязи, а сейчас светлооранжевым полотнищем стелется она, безупречно чистая.

Где-то далеко за городом катится невидимое солнце, и холодные огни позднего восхода пожарищем растекаются по глубокой синеве.

Озаренный снег бьет по глазам миллионами сверкающих игл, и густыми пятнами ложатся тени домов. Показываются гимназисты, закутанные в башлыки, с тяжелыми ранцами за спиной. А вот и Розенцвейги: Яков, Иосиф и Эсфирь. Меня встречают дружески.

- Почему ты к нам не приходишь? - спрашивает Эсфирь и, не дождавшись ответа, добавляет: - Мы хотим повторить спектакль. О тебе до сих пор говорят у нас... Ты - настоящий артист.

Она втягивает меня в поблескивающие щелки прищуренных глаз, ласкает полнозубой улыбкой, и я хорошо запоминаю ее красивое смуглое личико, слегка подрумяненное морозом.

В разговор вмешивается Яков. Он расспрашивает о театре, о Гарине, и явно намекает о своем желании попасть на "Гамлета", идущего сегодня. Я обещаю устроить его.

- Ты Майн-Рида читал? - неожиданно спрашивает он меня, забыв, должно быть, что я умею читать только вывески.

- Нет, не читал, - отвечаю я.

- Ну, так приходи сегодня же после классов... Мы будем читать "Золотой браслет"... Вот замечательный роман!..

Незаметно подходим к гимназии и расстаемся.

Возвращаюсь домой вприпрыжку. Чувствую себя умным, счастливым и сильным. Хочется с кем-нибудь подраться... Попадись теперь мне Либерман, показал бы я ему свои мускулы!.. А мой враг - вот он, бежит навстречу! Завидя меня, Либерман ускоряет бег, чтобы раньше прошмыгнуть в ворота училища, но не так-то просто можно от меня уйти! Несколько быстрых прыжков и я стою перед Либерманом и стараюсь сделать страшным лицо мое.

- Ну, давай подеремся, - выжимаю я сквозь стиснутые зубы.

- Я тебя не трогаю! - кричит струсивший неприятель.

- Ага, теперь не трогаешь!.. А когда я тебя не трогал, зачем ты меня трогал?.. Зачем ты учителю арифметики донес на меня?

- Пусти...

- Пущу, когда тебе морду набок сверну. - Подношу кулак к самому лицу Либермана. В это время из сторожки выходит Станислав.

- Гей, вы, вояки-каки!.. Хиба ж можно на вулыце ярманку подныматы?.. Вы же не пивни на огороди...

Либерман, ворча и угрожая, медленно отступает.

Тот день, когда я научился читать по-настоящему, считаю счастливейшим в моей жизни.

С этого момента не знаю одиночества: меня всюду сопровождают мечты мои. В самые тяжкие часы холода, голода и заброшенности я прибегаю за помощью к героям Майн-Рида, Купера, и они, эти сильные, прекрасные люди, озаренные моей фантазией, поднимают меня над жизнью, и я витаю над Тихим океаном и властно вхожу в девственные леса Америки, где "Стеклянный Глаз", "Меткая Стрела", "Золотой Браслет", "Красный Волк" и множество других великих вождей индейских племен - мои друзья, мои защитники.

Я вместе с ними борюсь за справедливость и в рубленую капусту превращаю "белых негодяев", обижающих честных и гостеприимных дикарей.

Я верю в каждое прочитанное слово, преклоняюсь и благоговею перед каждым героем, роднюсь с "железными" людьми, плачу крупными слезами, когда мои герои страдают, и нет границ моей гордости, когда мои герои побеждают.

Книги достаю у Якова. Становлюсь в доме Розенцвейгов своим человеком. Даже Мендель удостаивает меня разговором.

Однажды подхожу к нему и как можно вежливее спрашиваю:

- Будьте добры сказать мне: от Житомира до Америки очень далеко?

Мендель, сидящий за большой толстой книгой, медленно поднимает свое длинное тонкое лицо и, скривив толстогубый рот, в свою очередь задает вопрос:

- Тебе это на что?

- Когда немного вырасту, хочу отправиться в девственные леса, где живут индейцы, - отвечаю я, скромно потупившись.

- Вот оно что!.. Ты уже хлебнул Майн-Рида... Ну, так знай: когда "немного" вырастешь, тебя тянуть в Америку не станет.

- Позвольте спросить вас: почему?

- Потому что майнридовский вздор вылетит из твоей головы. Ты будешь знать, что белые давно уже превратили индейцев в рабов, что их уже осталось немного, а "Золотые Браслеты" да "Меткие Стрелы" давно уже не вожди и занимаются тем, что пасут не им принадлежащий скот. А когда ты "немного" поумнеешь и прочтешь "Происхождение видов" Дарвина, а также "Историю цивилизации Англии" Бокля - тогда ты поймешь, что Америка не сказка, а самая мерзкая страна, где кровь человека дешевле воды.

Плохо поняв Менделя, иду за разъяснением к Якову.