История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

Ямщик довез нас до деревни Березово в 30 километрах от Никольска, дальше не поехал, да у нас и денег на дальнейший путь не было. Опять мы сели на мель. До Леденгска было еще 60 километров. Пошли бы пешком, но ведь у нас все же было еще кой-какое барахлишко. Денег нет, и хлеба нет, и променять, пожалуй, стало больше нечего. Да к тому же Березово — такая деревня, что тут ничего и не достанешь.

У хозяина, где мы остановились, надо было сшить парню брюки. Когда я их шил, они приглашали меня с собой обедать, но ни Ольгу, ни Тольку не примолвили, поэтому отказался и я. За работу уплатили мне тем, что дали истопить ихнюю баню.

Я оставил тут своих домочадцев, наказав Ольге променивать хоть последнюю рубаху, чтобы прожить до моего возвращения, а сам пошел в Леденгск в надежде достать там по знакомству подводу в долг. Ходить я мог не хлестко, поэтому в Леденгск пришел только на второй день к вечеру. В первую очередь заявился на льнозавод к директору. Он был мне знаком: когда я строил завод, он был в соседнем сельсовете председателем. Я еще часы у него тогда купил. Они мне были и не нужны, но ему нужны были деньги, а часы, как он сам сознался, были худые. «Ну, да ты, — говорит, — большое жалование получаешь, так купи». Так и взял я их у него за ту цену, какую он запросил.

Принял он меня приветливо, только не догадался покормить, а сам я, конечно, не сказал, что шел двое суток впроголодь. От него я пошел в деревню Мундор, в которой раньше жил. Зашел к мужику, с которым мы чаще ругались и дружнее жили. Звали его Егорко Евсин, был он бедняк. Он сразу же велел бабе собрать ужинать — с дороги ведь, говорит, человек-то, поесть хочет.

Поел, и стало повеселей. Рассказал им свое положение. Правда, было неловко: ведь они знали меня как строителя завода, как видного по сельсовету партийца и материально обеспеченного, а тут вдруг такая метаморфоза. Но что поделаешь. На другой день я обратился в колхоз за лошадью. Дали и даже без ямщика: зачем, говорят, зря человеку ездить, ты и раньше один ездил, мы знаем, что ты зря лошадь не погонишь. Но передо мной стоял еще вопрос: а как на дорогу туда и обратно с хлебом? Я знал, что Ольга едва ли что раздобудет в Березове. Зашел опять к одному знакомому мужику, он во время строительства был у меня сторожем-кладовщиком. Так и так, говорю, Василий Антропович, выручай. Не успел я договорить, как баба его, Санька, пошла в подполье и тащит штук семь «мяконьких» (по-нюксенски пирогов или по-никольски калабанов), фунта по два каждый. Наклали мне котомку, ну, значит, живем.

А если бы не это, пришлось бы голодом туда и обратно ехать. Ольга в Березове достать ничего не смогла, и они до меня почти ничего не ели. Когда я принес в избу котомку и показал хлеб, они от радости чуть не плакали, да и я вместе с ними.

Так мы добрались до Леденгска и до Мундора. На квартиру пока остановились у Василия Антроповича, в одной с ними избе, свободной избы во всей деревне не было. С поступлением на завод я решил подождать. Дело в том, что паек давали очень маленький — 10 кило муки в месяц и только на работающего, на членов семьи не давали ничего, а Ольга по состоянию здоровья работать еще не могла. Заработок рабочего был 40–60 рублей в месяц, а купить муку свободно, вернее, из-под полы можно было по 60–70 рублей пуд. Таким образом существовать втроем на заработок одного было невозможно. Работали на заводе все местные, на домашнем хлебе, и работали не из-за заработка, а чтобы не угнали на лесозаготовки.

Я стал предлагать знакомым мужикам свои услуги как портной. Сначала они подумали, что я шучу: как же так, был директором и вдруг портной. Но все же, наконец, один заказчик нашелся. «Вот у меня, — говорит, — надо бы перешить парню мой старый пиджак, да ведь поди тебе не захочется старье-то шить?» Какое там не захочется, я рад, что работа нашлась!

Кроме пиджака я сшил у них еще две шапки. Пока я у него шил, у них же ели Ольга и Толька, поэтому я платы за работу с него не взял. Потом с его легкой руки стали и другие приглашать шить.

Но вот позвал парень из той же деревни Мишка Назарихин. Шить ему нужно было хороший костюм, трико было куплено по 33 рубля за метр, а я не был уверен в себе. Хороших костюмов делать мне еще не приходилось, я охотнее стал бы шить кошули. Но выбирать было не из чего, надо было браться за эту работу, от нее теперь зависело мое портновское будущее: хорошо сошью — будут давать работу, а испорчу — быстро разнесется по деревням, что шить я не умею.

Со страхом и трепетом я резал у него трико, руки тряслись, как в лихорадке. К тому же заказчик, как назло, все время висел надо мной, это еще больше усиливало мое волнение. Но костюм вышел на славу, парень остался доволен. И народ заговорил, что «Юров шьет по-городскому», меня стали приглашать и в другие деревни. Зарабатывал я в среднем в день фунтов 5 муки или 15–20 фунтов картошки. Сам я питался там, где шил, поэтому заработка моего домочадцам хватало, чтобы каждый день чем-нибудь набить желудок.