История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

Покупаем иногда и белый хлеб, это тоже выходит дешевле, чем сварить мясной суп. Ну, и наконец, случается, что иногда в магазинах продают недорогую рыбу по 3–5 рублей кило, тогда покупаем ее и имеем горячую пищу. Но по такой цене рыба бывает нечасто. Картошку тоже покупаем редко, так как она по моему расчету выходит намного дороже хлеба, принимая во внимание отбросы — очистки, а также ее низкую питательность. Цена ей на рынке 50–80 копеек за кило. Правда, иногда ее дают по карточкам в кооперативе, по 7 кг в месяц по цене 25–30 копеек, но в ней почему-то всегда очень много гнилой, так что выходит не дешевле рыночной, а хуже на вкус.

Но это все не беда. Коль имеется возможность иметь бесперебойно и в достаточном количестве хлеб, да еще и сахар, это уже в сравнении с тем, что осталось в прошлом, хорошо. Правда, когда видишь, что люди покупают семгу по 25 рублей, и свинину, и масло, и многое другое, чего теперь стало полно в магазинах, то охватывает чувство зависти, думаешь: черт возьми, живут же вот люди и в период трудностей, не испытывая их.

Но я знаю, конечно, и то, что иначе на данном отрезке времени и не может быть. Что людям более ценным, более нужным, более способным в деле построения социалистического общества, должны быть даны как стимул и всяческие привилегии. Это для меня теперь ясно, как ясно и то, что мы еще не достигли такой материальной обеспеченности, чтобы не имели ни в чем нужды массы простых рабочих, рабочих черного, не требующего никакой подготовки, труда. Тот угар, который был у меня в голове раньше, когда я думал, что в два-три года можно построить общество, в котором «от каждого — по его способностям, каждому — по его потребностям», прошел. Теперь я убедился, что до этого гораздо более долгий путь, чем даже думают и более трезвые головы, чем моя.

Я думал когда-то, что повышенная оплата труда специалистов будет нужна только до тех пор, пока мы нуждаемся в специалистах бывших, буржуазных, а как только появятся у нас свои, «красные» специалисты, надобность в этом сразу отпадет. Я думал, они охотно будут при тех же материальных условиях, при каких работают их собратья — простые рабочие, трудиться на благо общества. Ведь не вина простого рабочего, что ему не улыбнулась Фортуна получить образование, стать специалистом.

Да мы и не достигли еще такого положения, при котором высшее образование было бы доступно всем и каждому. Поэтому, думал я, отдельные счастливчики, которым выпало на долю получить это преимущество перед остальными, за одно это будут с большим рвением стремиться принести пользу обществу своими знаниями, своим умственным трудом, не претендуя ни на какие другие привилегии и преимущества.

Но, сталкиваясь в последнее время со многими образованными людьми, вышедшими из рабочих и крестьян, я увидел, что они такого взгляда нисколько не разделяют. Наоборот, они считают, что поскольку они могут делать то, что массы не могут и даже не могут иметь правильного представления об их работе, то они, специалисты — люди особенные, а потому и условия жизни должны иметь особенные. Они, например, считают вполне естественным, если они занимают квартиру из двух-трех комнат, а простой рабочий с многолюдной семьей ютится в каком-нибудь уголке.

Они напоминают мне горьковских «детей солнца»[521]. Они если и не говорят откровенно, то в душе считают себя «солью земли». А моя сношенька говорит это открыто: «Так зачем же я училась, если, работая плановиком, буду иметь те же условия, как и простая работница?» Она не может понять, что пока она училась, эта работница не гуляла, а работала и, работая, получала меньшую зарплату, чем она получала от государства, от общества, а значит и от той работницы, преимущества перед которой она теперь хочет иметь только потому, что она, видите ли, училась. А ведь сама-то учеба есть уже величайшее преимущество.

Так, как мыслит и говорит она, мыслит большинство, в том числе, несомненно, и мой сын. Он этого не говорит, но действия его говорят за это красноречивее, чем слова.

Обидно не то, что отдельные люди могут есть семгу, свинину и масло, а то, что эти люди воображают себя особыми людьми, смотрят на нас, простых смертных, с пренебрежением или с оскорбительным сожалением.

Мне кажется, что эти черты остались в нас даже не от капитализма, а еще от феодализма, от крепостничества. Ведь все мы если не бывшие бары, то бывшие холопы, а существо души холопа и барина одно: барин, попав в зависимость, может с успехом подхалимствовать, и холоп, поставленный выше своих собратьев, великолепно может куражиться над ними.