История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

Но и при той грамотности, какой я владею, я все же решил изложить на бумаге свои воспоминания. Писал я, во-первых, потому, что мне доставляло удовольствие уходить в воспоминания о пережитом, а во-вторых, это было некоторым занятием.

Кого же я имею в виду читателем своих записок? Сына Леонида, а, может быть, и будущих внучат. Я вот часто думаю, что если бы мой отец, а еще лучше дед или прадед, хоть как-нибудь сумели записать жизнь в их время хотя бы только одной своей деревни, я с великим удовольствием и интересом прочитал бы их записи, историю узко родного края. Мои же записки независимо от степени их грамотности должны быть интересны моим внукам (будущим, конечно, теперь их еще нет) уже потому, что они относятся к периоду величайших событий. Конечно, об этих событиях они прочитают в хороших книгах, они будут изучать историю этих событий по учебникам, но они не найдут там, какой же жизнью жила в этот период та глушь, где жил их дедушка, и как он, дедушка, жил. В моих же записях они все это найдут.

Жить они будут тогда той светлой жизнью, о которой я всю жизнь мечтал и за которую человечество моих дней ожесточенно борется, принося бесчисленные жертвы. Они, живя в избытке и довольстве (это, несомненно, так будет), из моих записей увидят, что нам нередко приходилось с трудом добывать свой хлеб насущный, а иногда с трудом спасаться от голодной смерти. Они увидят, что в детстве их дедушка веровал в какое-то мифическое существо, называвшееся богом, и молился ему в надежде, что бог пошлет ему хорошую жизнь, а после смерти пустит его в царство небесное. Им будет смешно, что люди могли верить в такой абсурд, но они увидят, как нелегко было от этого абсурда освободиться.

Небезынтересно будет прочитать мои записи и сыну, когда он достигнет примерно моего возраста, лет этак через тридцать с лишним. Он тогда многое забудет из того, что теперь видит своими глазами, а о многом он, конечно, и не знает, так как записи мои берут начало с того времени, когда его еще не было. Итак, я все же считаю, что они будут прочитаны и, возможно, не без интереса. Веря в это, я считаю, что писал не напрасно.

В своих записях я описал свою жизнь такою, какой она проходила, а проходила она незадачливо даже и при советской власти. И окружающую среду я описал большей частью в неприглядных тонах. Хотел ли я сказать этим, что все люди таковы? Нет, не хотел. Значит ли это, что революция не принесла мне никакой радости? Нет, не значит.

Я знал и знаю, что были и есть люди высоких душевных качеств. Знаю, что были тысячи людей (не говоря уже о наших вождях, посвятивших всю свою жизнь делу революции), которые шли на борьбу бескорыстно и беззаветно, увлекая за собой массы, шли и умирали в боях с врагами трудящихся, с врагами революции. Я знаю, что и теперь есть несметное количество людей на всех ступенях общественной лестницы, которые все свои силы отдают делу социалистического строительства, работая не за привилегированное снабжение, не ради карьеры, а только во имя идей коммунизма. И тем больше их заслуга перед человечеством, что им, меньшинству лучших людей, приходится увлекать за собой, переделывать и перевоспитывать это море людей обыкновенных, среди которых еще живучи все пережитки проклятого прошлого, которое цепко держит массы, мешая им подняться до уровня лучших представителей человечества.

Я сознаю, что и сам я не то, чем я должен бы быть и чем хотел быть. Мне, например, стыдно, что я не могу написать здесь, что я с оружием в руках сражался на полях Гражданской войны. Когда другие сражались и умирали за дело революции, я жил жизнью обывателя, пахал мирно свою полоску и теперь я чувствую себя подлецом, пользующимся плодами борьбы других.

Стыдно мне и того, что я не беру на себя первой предлагаемой мне работы — тяжелой, грязной или вредной, а выбираю для себя такой вид труда, который не был бы слишком тяжел, грязен или вреден для моего здоровья и был бы по возможности приятен, интересен. Разве это не значит, что я хочу пользоваться привилегиями?

Если я теперь так же, как и до революции, не всегда имею чем наполнить свой желудок и так же ношу заплатанные штаны, то это не значит, что я не вижу плодов революции, не пользуюсь ими. В годы реакции после революции 1905 года, когда царское правительство беспощадно расправлялось с революционерами и просто с рабочими и крестьянами за их попытку добыть себе человеческие права, помню, тогда я, охваченный бессильной злобой, горячо желал, чтобы на земной шар наскочило какое-нибудь небесное тело и уничтожило его. Кипя жаждой мести к классу поработителей, я думал: черт с ним, пусть погибнем и мы, но уж и они тогда при всей своей власти, при всем могуществе не спасутся. Вот о каком равенстве я тогда мечтал!