История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

На другое утро Козень отправился ловить пескарей на откосах реки — как раз напротив того места, где у него накануне схватило на живцы какое-то чудище, до полусмерти напугавшее его. Едет Козень на своем ялике — у берега всё спокойно. Вдруг видит: у песчаного откоса, в заводине, на поверхности воды плавает будто белый мешок, вздутый пузырем — так ему вначале показалось. Наверное, что-то упало с парохода и прибилось к берегу, — решил Козень. Но оказалось, то был не мешок, а белое брюхо огромной рыбины. Рыбина погибла совсем недавно, она была ещё свежей. Он стал вытаскивать её в лодку и, когда взял за жабры, когда приподнял вверх, то снова, как и вчера, оторопел от испуга. Это был огромный, фунтов на двадцать пять, жерех, а в его спине торчали когти большого полевого ястреба с аршинными крыльями. Леха втащил добычу в лодку и поразился: вокруг тела и крыльев ястреба была намотана леска той самой жерлицы, которую он вчера на Удрусе в испуге бросил, когда чуть было не выволок какое-то чудище. Мало того, на крючке козеньской жерлицы сидела еще живая трёхфунтовая щука, из глотки которой торчал пескарь.

Надо сказать, что в Молого-Шекснинской пойме водилось много всяких птиц, в том числе и больших полевых ястребов. Летом они часто парили в зените неба с неподвижными крыльями, как модели планеров, высматривали добычу. В тихие жаркие дни лета ястребы то и дело вились над деревнями, облетая их кругами. Были они настолько дерзки, что иногда утаскивали цыплят из-под самого носа бабок, специально стороживших куриные выводки. Часто ястребы летали и над рекой. Облюбовав подходящую жертву, они пикировали вниз и вытаскивали из воды на берег довольно крупных рыбин. Так что жерех с ястребом, выловленные Лехой-Козенем в Мологе, отнюдь не сказка.

В этом случае дело, видимо, обстояло так. Вышел на отмель в прибрежные воды на свою охоту жерех-исполин. В это же время охотился над рекой и большой полевой ястреб. С высоты ему была хорошо видна темная тень крупной рыбы. То ли ястреб был сильно голоден, то ли привычен к рыбьей пище и рассчитывал невдалеке от берега справиться с крупной добычей, но пошёл-таки в атаку на жереха и вонзил в его хребет свои когти. А жерех в гневе рванул в глубину и утопил хищника. Когти ястреба так сильно вонзились в спину жереха, что птица не смогла вовремя их вынуть и оказалась мёртвым наездником на крупной рыбине. Долго же огромный жерех таскал на своём хребте метровую птицу…

Сомы

До постройки Рыбинского водохранилища волжская рыба не встречала препятствий в передвижении, она свободно шла по Волге с юга на север — от самой Астрахани до Великого Устюга. Дно Волги и многих её притоков утюжили брюхами многопудовые белуги и осетры, белорыбицы и сомы. Бывали случаи, когда по весне волжские пароходы, шлепая плицами[532] колёс по воде, убивали ими белуг, а осетрины хребтинами с твёрдыми шипами прорывали у рыбаков пеньковые кужи-дужанки. Летом в речных омутах на поверхность всплывали многоаршинные сомы-головастики. Они устраивали водовороты, от которых волны шли во все стороны, словно от парохода. Всё это не вымыслы, а былая правда, покинувшая людей навсегда. Раз мне самому довелось увидеть, как на поверхности воды полоскался огромный сом.

Между Ножевским хутором и Новой деревней, что стояла по течению Мологи ниже села Борисоглеба, был широкий плёс, а невдалеке за хутором — речной песчаный перекат, обставленный бакенами и сигнальными вешками для речников. Сразу за перекатом, на левом обрывистом берегу, в реку вступал иловый мыс, поросший кустарником. Тот мыс местные жители называли Чёрным. Он действительно был чёрного цвета: в середине лета засохший от солнца прибрежный ил, если смотреть со стороны реки, походил на огромный штабель старых чугунных плит. Как гигантский кусок слоёного пирога торчал тот мыс из крутого берега, выдаваясь на много саженей к руслу реки. Судовой фарватер Мологи отходил от мыса к правому берегу, мыс не препятствовал ни судоходству, ни сплаву леса по реке. Крутизна его у реки была почти отвесной, а возле него находилась глубокая водяная впадина. Мой дедушка Фёдор, тот самый Фёдор-карасятник, о котором я вам уже рассказывал, говорил, что глубину ямы у Чёрного мыса можно измерить связанными лошадиными вожжами.

В весенний ледоход у Чёрного мыса часто бывали заторы льда. Иногда льдом забивало русло реки от самой поверхности воды почти до дна. От сильного напора вод возле мыса весной подмывало подошву реки, и в том месте всегда была глубокая яма. Летом вода у мыса текла медленно. Сразу за ним находилась заводь, где росли лопухи и зелёные водоросли. Там-то мне и довелось однажды увидеть, как на поверхности воды взмуливался огромный сом.