История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

У моего деда по отцу, Никанора Феоктистовича Зайцева, и его супруги Анны, моей бабушки, родилось десять детей, из которых в живых остались шесть сыновей. Все шесть выросли, обзавелись семьями и много лет подряд сообща тянули нелёгкую лямку крестьянской жизни. До 1922 года наша семья и семья деда жили вместе. В избе Никанора в ту пору народа скопилось — двадцать два человека. Семья была похожа на улей, где под одной крышей, словно пчёлы, жили три старика, двенадцать молодых мужиков и баб и семеро их детей. Обедали за четыре приёма: сначала ели дети, потом шесть сыновей Никанора, после усаживались шесть его снох; последними трапезничали глава семьи со своей женой Анной и дряхлый старик Феоктист. Сыновья Никанора на аппетит не жаловались: как садились есть, ставили на стол блюдо с варевом не меньше ведра.

Хотя в Никаноровской семье было семь здоровых мужиков и все они долгое время работали сообща — в один котел совместной жизни, ни сам Никанор, ни один из его сыновей не норовили стать зажиточными крестьянами. Семья жила по-тогдашнему средне. Спали на самодельных кроватях, да и то не все. Зимой — только старшие. А кто помоложе да ребятня застилали пол домоткаными постельниками и укладывались на них. А ложились-то не на спину, а на бок, чтобы занимать меньше места на полу. На ночь одни супруги отгораживались от других ребятами. В спальных постельниках и подушках хрустела солома; укрывались холщовыми дерюгами. За зимнюю ночь воздух в избе становился смрадным, как дух в литейке старого завода, где даже к такому зловонному запаху люди привыкают. Спальное одеяние с ночи на день убиралось из избы на мост, что был прямо перед ней. Постельники с подушками и дерюгами постоянно большим штабелем возвышались за входной дверью избы. Летом спать было легче. В избе, развалясь на соломенных постельниках, как господа, спали только три старика — Никанор с Анной и мой прадедушка Феоктист. Сыновья, снохи, внуки деда размещались на ночь кто в чулане, кто на мосту, кто на поветях над скотиньим двором.

Стряпать по утрам вставали сразу четыре бабы: бабушка и трое молодок. Двое крутились у печи с чугунками, горшками, ухватами, чистили сразу по полмешка картошки, месили большую квашню теста, чтобы испечь хлеб. А ещё двое на дворе, ухаживая за скотиной: поили и задавали ей корм.

Мы три года прожили у дедушки. Жили в тесноте, но спокойно и безобидно. Все друг друга уважали, норовили во всём потрафлять главе семьи. А он был домовитый, хороший старик, за наживой не гнался, никого не обижал, члены семьи ему доверяли во всем.

После революции крестьянам делили землю по числу едоков в каждой семье. Никанору досталось порядочно. Чтобы обрабатывать свой надел, удобрять навозом, вырастить хороший урожай да потом посытнее поесть, дед распорядился заиметь в своем хозяйстве двух лошадей, двух коров, больше десятка овец, ежегодно держать поросенка, чтобы резать его, да еще двух телят на мясо.

Зимой Никаноровы сыновья каждый вечер носили с озера или из колодца по десять-двенадцать ушатов воды и выливали её в кадку на шестьдесят ведер. Та кадка всю зиму стояла в кутке избы; в ней постоянно была вода и для людей, и для скотины.

Для разнообразия в семейных харчах Никанор и его сыновья сеяли на клочке земли коноплю, обрабатывали её стебли и вязали кужи и одровицы для рыбной ловли.

Делиться стали спустя три года после того, как последний сын Никанора Иван, мой отец, женился. Лесу на избы припасли быстро, и семеро мужиков за три года сделали пять добротных изб со скотиньими дворами. В избе деда осталась жить семья его среднего брата Николая, а пять других отделились.

Мой отец поставил свою избу на Ножевском хуторе — на самом берегу Мологи, в полутора верстах от дедушкиной деревни Новинка-Скородумово. Место было красивое, всё в зелени. Клены, вязы, кудлатые ивы, толстенные дубы подступали почти вплотную к восьми хуторским домам. То хуторское поселение образовалось в нелегкий 1922 год.

Земля Брейтовской волости находилась в стороне от бурных событий тех лет. Первая мировая война 1914 года, Октябрьская революция, гражданская война особого разорения в жизненный уклад деревень Брейтовской области не принесли. Те две войны и революция унесли из деревенских семей немногих мужиков-кормильцев, и гибель их тихо оплакивали одни близкие. Брейтовская волость, как и все междуречье, была лесной глухоманью, медвежьим углом. Ближе чем на восемьдесят верст от волостного центра не было ни одного крупного города.

Из шести сыновей Никанора Зайцева лишь двоим пришлось быть на двух войнах — предпоследнему Семёну и младшему Ивану, моему отцу. Семён по прибытии с гражданской войны вернулся в свою деревню Новинка-Скородумово. Вскоре уехал в Петроград, там отыскал себе приют и работу, обзавёлся семьёй и жил до начала Великой Отечественной войны. В сорок первом был сразу же мобилизован на фронт. Командовал дивизионом, потом артиллерией дивизии. В сорок третьем году Семён погиб под Харьковом в звании подполковника.