История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

Мой отец многие годы держал пять колод-ульев, где у нас жили пчёлы, питомицы диких пчёл. Чтобы пчёлам было тепло зимой, чтобы они не вымерзали, отец даже сделал для них специальный мшанник — приземистый деревянный сруб из толстых брёвен с прокладкой в пазах сруба лесного мха. Поверх сруба была сделана пологая крыша. Её покрывали ржаной соломой. Была в том срубе специальная дверь — в неё вносили колоды-домики с ульями и устанавливали в тот мшанник. Ни один из ульев в том мшаннике зимой никогда не погибал.

В огородах многих деревень междуречья можно было видеть дощаные колоды-домики с ульями. Домашним пчеловодством в пойме занимались многие. Буйное разнотравье, большое количество ивы, вербы, липы — всё это в пору цветения в изобилии дарило свой сладкий нектар пчёлам-труженицам, а они дарили людям — мёд. В начале мая, во время цветения ивы-вербы, её серёжки были настолько сладкими, что грех было не полакомиться. Деревенская ребятня то и дело залезала на кусты верб и наламывала целые охапки веток с серёжками, а потом сосала те серёжки, как леденцы. Первый взяток мёда пчёлы брали именно с ивовых верб-серёжек.

Из всей части пойменских деревень, относящихся в последние годы существования поймы к территории Брейтовского района, особо увлекался пчеловодством делицкий хуторянин Максим Васильевич Голубин. Он не раз говорил, что лучшего места для пчеловодства, чем Молого-Шекснинская пойма, вряд ли можно было сыскать на огромном пространстве русского северо-запада.

Я хорошо помню Максима Васильевича. То был незаурядный человек, страстно любивший живую природу. Высокий лоб Голубина, его светлые усы под носом с горбинкой и обезоруживающая улыбка придавали его лицу особое благородство. Когда он говорил, то, пожалуй, сильнее всех волжан окал по-мологски.

Жил он в небольшом хуторке Делицы вблизи Мологи в полуверсте от села Борисоглеба, а от Брейтова — всего в семи верстах. Как и многие другие, хутор Делицы образовался в пойме в начале двадцатых годов. Семья Голубиных переехала жить на делицкий хутор из ближней от села Борисоглеба деревни Новинка-Скородумово. Жить в Делицах — была одна красота, уж очень там была хороша природа. Почти на полверсты от окон хуторских домов тянулось озерко — узкое, с золотистыми карасями. На многие версты к западу от хутора уходил вдаль пахучий сосновый бор, перемешанный с ельником. Крестьянские поля и травяные луга, рыба, дичь, грибы, ягоды — всё было рядом с хутором.

О Максиме Васильевиче Голубине помнят теперь немногие. А между тем он верно служил отечеству, русской земле. В Первую мировую войну юный Максим был призван на службу Его императорского Величества последнего царя России Николая II. Служил во флоте, на Балтике. И оказался на крейсере «Аврора» огромном по тем временам морском судне с командой в 578 человек. Когда 25 октября 1917 года «Аврора» произвела сигнал к штурму Зимнего Дворца в Петрограде, Максим Голубин был на крейсере. Потом во время коллективизации хутор Делицы и хутор Ножевской объединили в колхоз, который носил имя декабриста Рылеева. С первого дня организации того колхоза и до переселения людей из поймы Голубин работал в колхозе сначала счетоводом, потом председателем.

Всё свободное время Максим Васильевич использовал для занятия любимым делом — для ухода за пчёлами. Любил он их, ухаживал за ними, как истинный пчеловод, знал многие тайны жизни этих удивительных созданий природы. Мёд от голубинских пчёл потребляли многие крестьяне окрестных с хутором Делицы деревень, и зачастую без всякой платы. За пчеловодческий труд Максим денег не брал. Большую часть мёда он не продавал, а раздавал бесплатно…

Часть 2. Былая жизнь людей поймы

В большой семье возле странных холмов

Людей в Молого-Шекснинской пойме жило немало, и все одинаково: не бедно, да и не богато. Крестьянские семьи по тамошним деревням были многолюдными. Я и сам появился на свет в большой семье.

Родился я в сенокос, в конце июня 1919 года в семье Ивана Никаноровича Зайцева — крестьянина деревни Новинка-Скородумово Брейтовской волости уезда Мологского, губернии Ярославской. Две мои набожные бабки и мать обратились к местному священнику из села Борисоглеба отцу Федору. Приближался праздник в честь святых Петра и Павла. Отец Федор трижды, как полагается, окунул мое нагое тело в купель и нарёк Павлом.