История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

Шаг за шагом идет по мякоти хлебного поля человек. Утопает ногами, обутыми в лапти и онучи, по самую щиколотку в рыхлую, вспаханную землю. Сноровисто выбрасывает хлебное зерно из лукошка: горсть за горстью, горсть за горстью. Сутулясь и горбясь под тяжестью хлебной ноши, обтирая с лица солёный пот, застилающий глаза, он идёт и идёт, исхаживая нередко за день десятки верст. Сколько сотен, тысяч верст было пройдено сеяльщиками по полям одной только Молого-Шекснинской поймы! А так не одно столетие сеяли по всей матушке-Руси.

Раньше хорошо знали цену хлебу, умели уважать его и беречь. Не забуду, как мой отец, не так уж шибко строгий ко всему людскому, однажды крепко выпорол меня — уже тринадцатилетнего подростка — за то, что я бросил в раскрытое окно кусок хлеба в своего товарища Ваньку-Вагулу, дразнившего меня с улицы. После той порки я долго не мог прикоснуться задом к скамейке. После этого, когда ел, то всегда норовил взять такой кусочек хлеба, который смог бы весь съесть, не оставить после себя никакого огрызка. В пойме все родители и всегда были строги к своим детям-неряхам по отношению к хлебу. Такое бытовало в пойме не из-за бесхлебья, а оттого, что мера труда, вложенного в его производство, была высока.

В сравнении с прошлым хлеб теперь достается людям легко. Наверное, поэтому не то что подростки-оболтусы, которые порой кидаются друг в друга кусками хлеба, а даже пожившие на белом свете и уважаемые в народе взрослые к горбушке хлеба иной раз относятся, как к ненужной остриженной тряпице при пошиве будничной рубахи. Ныне сплошь и рядом машины-мусоровозы отправляются на загородные свалки, наполовину набитые бумажной макулатурой, среди которой можно часто увидеть недоеденные куски белого и черного хлеба. Да и через общественное питание пропадает немало испечённого хлеба. Миллионы расплодившихся за последние годы рыболовов-любителей идут на рыбалку, не забыв прихватить в карманы и рюкзаки больше кусков, а то и буханок хлеба для приманки рыбы, чем рыболовных принадлежностей. Да и в теперешнем процессе машинной уборки хлеба далеко не каждый механизатор стремится по-человечески убрать с поля и доставить в надёжные хранилища всё выросшее на полях зерно. Эти факты современного отношения к хлебу говорят не об излишках его в нашей стране, а, скорее всего, о нищете мыслей, о неуважении к труду хлебороба. Приходится недоумевать, что средства массовой информации, каковыми являются печать, радио, кино, телевидение, лекционная пропаганда, о бережном отношении к хлебу почти не говорят. А жаль.

Большинство зерновых на своих полях жители Молого-Шекснинской поймы сжинали серпами. Ручными косами косили только овёс, вику с овсом, горох и клевер. В прошлые времена из всех орудий сельскохозяйственного производства серп для крестьянина был важнейшим. Тогда серпом на хлебной ниве не умели владеть только малые дети. В старину про серп бытовала загадка: маленький, горбатенький всё поле обскакал… И действительно, серп, придуманный людьми Бог весть когда, простой в изготовлении и умещающийся всего лишь на плече человека, когда в натруженных крестьянских руках «шёл» по полю сжинать хлебные стебли, то «обскакивал» необозримейшие просторы российских полей.

Жали больше женщины. С утра, как только высыхала роса, они выходили на жнивьё и работали до позднего вечера. С запёкшимися от солнечного зноя и летнего ветра губами, с руками, до кровоточин исколотыми грубой стернёй и соломой, русские крестьянки горбились на ржаных и пшеничных полях, тщательно срезая серпами захваты длинных стеблей со спелыми колосьями хлеба. Тогда нередко было, что рядом со жницей-матерью в тени уложенных в суслон-груду хлебных снопов в мокрых пеленках барахтался ее грудной ребёнок. На полях в старину, случалось, и рожали. Помощь в таких случаях женщинам оказывали бабки-повитухи, которые всегда были рядом со жницами-роженицами: тоже сжинали хлеб. Бабка-повитуха прямо на полосе хлебного поля облегчала страдания роженицы лишь тем, что перерезала серпом пуповину на брюхе новорождённого. Так, на полосе во время жнитва в 1896 году родился брат моего отца дядя Семён. Пуповину от его брюха тогда обрезала серпом бабка Мавра, оказавшаяся на полосе рядом с моей бабушкой, тогда ещё совсем молодой женщиной, Анной. Семён Никанорович Зайцев вырос крепким и ладным мужиком.

В период уборки хлебов жители поймы отказывали себе в отдыхе, а нередко и в еде, особенно в ведренные дни, когда светило солнце. Другой раз за все сутки приходилось только плотно позавтракать да поужинать перед сном. Азарт и жадность на работу захватывали всех крестьян.

Жнитво в пойме проходило две-три недели. Перед молотьбой все главные зерновые сушились в ригах, где устраивались печи. Печь затапливалась в риге, снопы с зерном подвешивались на колосники-жерди под её крышей над печью и сушились сутки. Бывало, возьмёшь в руки пшеничный колосок из снопа, высушенного на риге в печи, чуть потрёшь его в руке пальцами, и все зёрнышки до единого выкрашивались из колоска.