История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

К местам стогования сено подвозили на лошадях, впряжённых в сенные одры с высокими передними и задними решётками-бабками. Одры навьючивали сеном пудов по сорок-пятьдесят. На сеноуборке работали все, от мала до велика. При кладке сена с земли на одры семидесятилетний старик сгребал его остатки ручными граблями в копёнки; восьмилетняя девочка зелёным венчиком смахивала с лошади пауков и слепней, которые жалили коней до крови; сгорбленная старуха, опираясь на палку, приносила людям на покос попить и поесть. Кутерьма людского азарта в заготовке корма скотине на предстоящую зиму без остатка захватывала всех молого-шекснинцев. А косили так, что любой скошенный луг с убранным на нём сеном был похож на чисто вымытый пол у образцовой хозяйки — ни единого клочка травы не оставалось ни в низинках, ни на буграх, ни возле кустарников. Пойменские мужики умели налаживать косы, как бритвы, и случалось, что брили ими свои бороды. Глянешь, бывало, на площадь скошенного луга, когда с него убирали сено, и залюбуешься — низко прорезанная косами травяная стерня, подстриженная «под одну гребёнку», казалась похожей на огромный жёлто-зелёный ковер, подступающий кромками то к полям молодых стеблей хлебов, то к изумрудно-зелёной темени леса. На любом скошенном лугу вполне можно было устраивать матчи хоть по футболу, хоть по каким другим «травяным» видам спорта. Это теперь считается допустимым, когда на огромных пространствах земель не то что овраги, придорожные обочины и канавы или кочковатые низины, но даже большие плешины земли в лесах и возле них, поросшие отменной травой, остаются из года в год нетронутыми в пору сенокоса и пропадают под снежным покровом зимы. А у крестьян, живших в Молого-Шекснинской пойме, было не так.

Уже будучи в колхозах, крестьяне в десять-четырнадцать дней справлялись с колхозным сенокосом, выкашивали все луга подчистую и убирали на них всё сено. До жнитва хлебов у них оставалось свободное время, и они не упускали его. И хотя для личного скота по трудодням колхозникам сена вроде бы приходилось немало, но чтобы был полный достаток в корме, и норовя заработать копейку на сене, люди после основного сенокоса убирали свои косы под навесы, брали в руки серпы и шли в кустарники жать серпом чудо-буйную траву. Её беремями вытаскивали из кустов на открытые пространства скошенных лугов, высушивали на солнышке и убирали в свои жилища на хранение. Серпами наминали тысячи огромных возов сена — этого незаменимого корма для лошадей, коров и овец. И так крестьяне делали не из-за нехватки корма для скотины, а из-за избытка корма, из-за жадности к труду и из жалости к природному добру, которое, не приложи руки человек, пропадёт без пользы. Умели мологжане и шекснинцы вести крестьянское хозяйство, хотя многие из них не умели написать своих имен и фамилий.

До колхозов и при них пойменские мужики много сена продавали на сторону — возами возили то в «горские» деревни, то на базары в Некоуз, Брейтово, Пошехонье-Володарск и даже в Ярославль. Название «сенной базар» в Рыбинске еще в давние времена порождено было торговлей на том базаре сеном с лугов Молого-Шекснинской поймы. Под естественными травами в междуречье находилось столько земли, что с тех сенокосных лугов корма хватало всему скоту поймы и скоту многих междуреченских сел и деревень. До революции извозчики многих городов Ярославской губернии и прилегающих к ней других губерний держали своих лошадей благодаря сену, заготовленному в Молого-Шекснинской пойме. При колхозах на многие сенопункты, расположенные тогда по берегам Мологи и Шексны, по госпоставкам привозилась масса сена. Там оно прессовалось в тюки, грузилось в баржи и плыло сначала по тем двум рекам, а потом вниз по Волге. В крупных городах сено из барж перегружалось в товарные вагоны и шло по железной дороге на корм коням Красной кавалерии.