История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

Кто из людей в старой дореволюционной России не ходил в домотканой одежде, не изготовлял себе обуви? Ситцевые рубахи и суконные штаны фабричного производства носили немногие поймичи, в основном по праздникам, да и то уже в тридцатые годы.

Руками молого-шекснинских женщин — а они были искусными мастерицами и затейницами в изготовлении одежды из льна — шились рубахи и штаны, постельники и наволочки, одеяла и покрывала, коврики и шарфы и множество других вещей, необходимых для дома и жизни.

Поля подо льном в междуречье были обширные. Лён приносил много хлопот: ежегодно в пору глухой осени и долгой зимы всё женское население — от подростка до прабабушки — кто его мял и трепал, кто из него прял и сновал нитки, кто ткал холсты и шил одежду, кто вышивал и вязал. Льняная круговерть захватывала пойменских женщин: лён для них был олицетворением их творческого труда, забот и веселий.

Самодельные деревянные прялки и верётена, вьюшки и во-робы, сновальники и ткацкие станки были почти в каждой избе. Все многочисленные инструменты и приспособления для выделывания из льна холста изготовлялись из дерева. Руки молого-шекснинских мужиков умели сделать из дерева для ткацких станков бёрда, через которые проходили сотни тонких льняных нитей для выделывания холстинного полотна-новины. А из той холстинной новины, отбелённой на снегу и выполосканной в речной проруби, отбитой деревянной колотухой, высушенной в избе и обкатанной зубчатым деревянным вальком на катке-скалке, выделывались десятки метров грубого холстинного полотна; из него же почти всем пойменским девкам шили подвенечные платья. Почти в каждой избе на вымытых песком-дресвяником полах лежали льняные половички-дорожки. Все спальное одеяние было из грубого холста. На грубых холстинных постельниках и наволочках, надетых на подушки, натруженные до предела тела крестьян отдыхали лучше, чем бы на пуховых перинах.

При ручной деревенской обработке льна и при изготовлении из него одежды и всяких рукоделий молого-шекснинцы не применяли химических соединений, которые в наши дни оказывают губительное действие на всё живое. Нужно было поймичам окрасить в какой-либо цвет хоть льняную пряжу, хоть любые поделки из неё, — они шли в лес. Там сдирали кору с дерева, приносили её домой, заваривали кипятком в деревянной бочке или в шайке-лохани — так приготовляли краску. В зависимости от количества коры и пород дерева выходила та или иная краска. При смешении одной древесной коры с другой отвары получались разноцветными. В древесный корковый отвар клали любые льняные поделки, и они приобретали нужный цвет. При крашении льняных тканей, например, в коричневый цвет применяли кору ольхи; голубые, зелёные или жёлтые цвета получали при смешении древесной коры с травами.

Во времена существования Молого-Шекснинской поймы в России было широко распространено также домашнее дубление кож и овчин. Задублённые рыболовные сети служили пойменским мужикам в два-три раза дольше, чем недублёная пеньковая или льняная пряжа. Поймичи в меру своих возможностей умели химичить, хотя никто из них о химии как о науке, разумеется, не имел никакого представления. Они хоть и неосознанно, да всё-таки имели дело только с органической химией, не наносящей вреда живой природе.

Лён не только одевал людей поймы, но и кормил их. С маслобойных кустарных заводов, которые были настроены не в самой пойме, а в прилегающих к ней «горских» сёлах и деревнях, молого-шекснинские мужики часто привозили домой глиняные кувшины, большие стеклянные бутыли, полные льняного масла, и большие квадратные коробы жмыха-дуранды. Дуранду скармливали скотине, а льняным маслом мазали картошку, кашу во всякое время года — и в разговенье, и в Божьи посты. Масло было душистое. От щедро помасленной льняным маслом жареной картошки распространялся приятный сильный запах: бывало, еще и дверь открыть как следует не успеешь, а нос уж ловит запах льняного масла.

Кроме льна, в пойме сеяли коноплю. Она шла для изготовления мешков, дерюг-подстилок на зимние повозки, для рыболовных снастей и крепких верёвок. А если были нужны верёвки послабее, так мужики шли в лес, обдирали там липу, клали липовую кору в болотную воду, и через две-три недели раскисшее в болотной воде липовое лыко превращалось в длинные пряди-мочалы, из которой мужики руками вили верёвки любой длины и толщины.

В пору сенокоса и жнитва мочаленными верёвками-плетёшками люди часто крест-накрест обвязывали на ногах лапотные онучи. Прелесть той обуви заключалась в том, что когда человек шел в лаптях по сырому месту, то вода как входила в них, так сразу же и выходила наружу. Ходить в лаптях было легко, и ногу не наколешь. Лапти плели из берёзовой и липовой коры, которую называли лыком. Старинная поговорка «лыка не вяжет» — произошла от русских лаптей. А чего стоили лапти для прежнего крестьянина? Они тогда и в грош не ценились. Но так было не всегда. При Керенском, будь он неладен, когда коробок спичек стоил полмиллиона рублей, пару хороших лаптей можно было купить только за миллион!