История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

Бывали, конечно, беседы и без гармошки. В такие вечера с большим успехом её заменяла трёхструнная балалайка. Пойменская неприхотливая молодёжь очень охотно веселилась и под этот замечательный русский народный инструмент. Балалайка объединяла молодёжь не хуже гармони.

Нередко у пойменской молодёжи случалось и такое, что не оказывалось к нужному вечерку ни гармошки, ни балалайки. Но никто в унынье не приходил. Были среди парней и девок такие умельцы, что имитировали любые мелодии голосом, подключая сюда и язык, и губы, и горло. Да делали это так здорово, что любители сплясать тут же выскакивали в круг в ответ на знакомую мелодию. Тут же затевалась бойкая частушка. Дробные удары башмаков придавали такой «музыке» особое звучание. Все веселились от души, а от пляса только половицы гудели.

Молого-шекснинская молодёжь много танцев не знала: танцевалось, как правило, всего два. Зато их любили все. Никому они не надоедали и просуществовали популярными до самого затопления. Танцы эти были самобытны, по-своему оригинальны. Зародились они в очень древние времена и были широко распространены среди молодёжи северо-запада России. Первый танец «Чиж» (в некоторых местах его называли «кадриль») — парный, ударный и подвижный. Танцевать его всегда становилось много пар. Музыка складывалась из нескольких разных мелодий. Начинали, например, с мелодии «Светит месяц». Начинали лихой пляс парни, а девки в это время стояли в два ряда лицом друг к другу и ждали, пока те отпляшут. Дробно стуча каблуками, парни заканчивали, и каждый подходил к своей девке-партнерше. Взяв её одной рукой за талию, другой брали за руку навытяжку и так начинали кружиться в вихре музыки. Плясали, кружились вместе несколько минут, пока «Светит месяц» не заканчивался. Все останавливались передохнуть. И почти сразу перестраивались в два ряда навстречу друг другу. Через минуту начиналась другая музыка, например, «Яблочко». Вторая часть танца была уже иной по фигурам, рисунку. В «Чиже» бывало много разных мелодий — до шести. Менялась музыка — менялись переходы, менялся танец. Небольшие перерывы между мелодиями давали танцующим возможность передохнуть перед новыми па.

В наши дни «Чижа» изредка показывают со сцен дворцов, клубов, театров как танцевальный фольклор и музейную диковину. А в прошлые времена не только в деревнях Молого-Шекснинской поймы, но и в тысячах других русских деревень «Чиж» был массовым танцем, девки и парни лихо его отплясывали. Через уменье танцевать «Чижа» прошли все жители поймы — и те, кто давным-давно лежит в могилах, и те, чьи головы к сороковым годам двадцатого века побелели от седины.

Второй танец прежней деревенской молодёжи — индивидуальный, реже — парный. Это была плясовая с частушкой. На круг выходила девка или парень с заливистой, остроумной частушкой. Пропев её, отплясывали на кругу. Часто с частушкой выходили двое танцующих, пели свои короткие куплеты поочередно — кто кого перепоёт.

Молодёжь в пойме была подвижная, стремительная, энергичная. Тот же танец «Чиж» плясали молодые, что называется, до седьмого пота, без устали. На беседах молодые натанцуются до упаду «Чижа», плясовых с частушками, но у них еще хоть отбавляй энергии — устраивали всякие игры. Например, «в вора», «гонять третьего»…

На зимних вечерах-беседах молодёжь задерживалась далеко за полночь, стекла на керосиновых лампах успевали покрыться приличным слоем дегтярной копоти. Уже пропевали и третьи петухи, предвестники нового дня, а молодёжь всё не хотела расходиться по домам. Новые и новые пары становились на «Чижа», бойкие парни и девки выходили на круг с частушкой и плясали без конца под звонкую гармошку:

Раскачу катушку ниток
по зелёному лужку.
Живёт миленький на краешке —
на самом бережку,

с улыбкой, с лукавинкой в глазах запевала в конце беседы румяная девка и шла по кругу, притоптывая каблучками по засаленным до черноты половицам.

Чай устала, чай устала
чаечка летаючи.
Чай устала, чай устала
милушка гуляючи.

Сняв пиджак с плеч и бросив его приятелю на колени, гоголем выходил навстречу пляшущей девке парень. Прихлопывая мозолистыми ладошками по коленям, по груди, он вытанцовывал не хуже девки, всем видом показывая свою независимость и удаль.

Приближалось утро, приближался конец веселья. Гармонист напоследок поддавал жару на своей гармошке, выжимая из неё, казалось, всю её последнюю мощь. А у молодёжи энергии напоследок прибавлялось — плясали, пели от души. Не знали ни джаза, ни меди духовых инструментов, а веселиться умели ярко и интересно.