Не знаю, стянули ли что-нибудь от дележа они, а мы с женой, оправдывая себя тем, что мы воротили всю работу, стянули мешок ржи пуда на четыре. Не помню теперь, который из нас был соблазнителем, но я не сваливаю по примеру Адама на нее свою вину.
Председатель волисполкома
Итак, мы разделились. Жили теперь в разных избах, хотя и в одном доме. Жене моей малый ребенок очень мешал в работе. Теперь я не пойму, как она ухитрялась и по хозяйству управляться, и за ребенком досмотреть. Федя ей помогать не мог, потому что ходил в школу, и няни в это время не было.
Вскоре после этого стало известно, что мой год мобилизуется[327]
. И как раз в это же время меня стали упрашивать члены волисполкома, чтобы я пошел к ним в председатели. Зная, что если я уйду в армию, то моя семья и хозяйство погибнут, я согласился стать председателем волисполкома, и меня кооптировали[328].Вначале я не знал, как приступить к делу, потому что не от кого было чему-либо поучиться. Предшественник мой просто сбежал, ушел домой и не показывался в исполком. Да от него поучиться было и нечему, парень он был малограмотный, неразвитый. Таковы же были и члены волисполкома, все умели только подписать готовую бумажку, а бумажки писали так называемые технические работники — мальчишки лет по 14–15. Правда, секретарем исполкома был старичок, бывший волостной писарь, но, как я потом убедился, и он не лучше разбирался в новых порядках, он мог только по форме, по-казенному нацарапать бумагу.
От предшественника мне осталась большая стопа не только не исполненных, но и не читаных бумаг. Как за них взяться, что с ними делать, я не знал. Пошел я к человеку, который был председателем до моего предшественника, он тоже был из самой Нюксеницы, попросил его придти в волисполком и кое-что мне показать. Он пришел и, перекладывая бумаги, говорил: «Твое дело — писать резолюции. Вот на этой, к примеру, „К сведению“, а на этой „К исполнению“».
Но я чувствовал, что не в этом состоит дело и остался неудовлетворенным.
Между тем волисполком был в то время довольно громоздким учреждением, состоял из нескольких отделов: земельного, социального обеспечения, труда, записей гражданского состояния и пр. В каждом отделе сидел член волисполкома и ничего в делах его не смыслил, при каждом члене был «технический работник». Я же как председатель непосредственно ведал административно-общим отделом и был ответственным за все остальные. Это я постиг позднее, читая поступающие бумаги, да и некоторые приезжавшие из Устюга товарищи кое-что поразъяснили. А иные так и моего меньше знали, хотя приезжали иногда с губернскими мандатами.
Главной работой волисполкома тогда было распределение полученной на волость цифры продразверстки по деревням, а также привлечение населения на лесозаготовки (вернее, на дровозаготовки, потому что лес тогда почти не заготовлялся) в порядке трудповинности[329]
.Кой в чем мы иногда пытались проявить и собственную инициативу. На одном из первых волостных съездов, как громко именовались тогда собрания представителей от деревень, я поставил вопрос о том, чтобы всех кулаков нашей волости, примазавшихся в городе «незаменимыми работниками» (один из них был даже в составе губернской РКИ[330]
и состоял в РКП[331]), выслали в распоряжение волости, где мы имели ввиду их, конечно, не вешать, а заставить наряду со всеми пилить в лесу дрова. Но нам из ГубРКИ ответили, что все перечисленные нами товарищи (теперь они все давно уж не товарищи, а лишенцы[332]) находятся на таких работах, что не могут быть заменены. Мы не знали, куда дальше апеллировать, на этом и остановились с горькой досадой, что наши кровные враги, душившие нас до революции, примазались к советской власти. Большинство крестьян так и рассуждало: мол, к власти пристроились буржуи, так теперь и мстят нам всеми доступными способами.Один из этих наших крупных торговцев, упомянутый выше член ГубРКИ, Казаков Павел Александрович[333]
приехал к нам однажды для организации секции РКИ при волисполкоме. Когда он сходил с парохода, я привелся на берегу. Зная меня по дореволюционному времени как «политикана» и то, что теперь я председатель волисполкома, он сразу подошел ко мне и, корча из себя джентельмена, подал руку.Одет он был шикарно. В то время большинство даже губернских работников ходило в шинелях, фуфайках, простых хлопчатобумажных пиджаках — кто происходил из людей, не имевших до революции накоплений, а на этом было пальто летнее на шелковой подкладке, новая пиджачная пара, брюки в стрелочку.