История моей жизни. Записки пойменного жителя (сборник)

Припоминая, очевидно, мою приверженность к чтению, он спросил: «Ну, как, что вы, Иван Яковлевич, теперь почитываете?» И с придыханием и ужимками продолжал: «А я последнее время начал читать Карла Маркса. Какая глубина мысли! Вы не читали его?» — «Нет». — «Советую почитать. Он очень много может дать». Так продолжалась наша беседа, пока мы шли до дома его родителей, который был на пути к волисполкому. Тут он свернул домой, а я с тяжелыми думами пошел в исполком. Черт возьми, думал я, неужели нельзя там, в Устюге найти людей из рабочих или из трудового крестьянства взамен таких трепачей?

И я мог объяснить себе это только тем, что, по-видимому, их таких понабилось во все учреждения уезда и губернии очень много, и они друг друга поддерживают.

Мотивируя тем, что в председатели секции РКИ нужен человек опытный, хорошо грамотный, он протянул на эту должность бывшего торговца и старшину Березина Фёдора Васильевича, а в члены двух хотя и грамотных, но сговорчивых мужиков, дал им указания и уехал. Что я, не искушенный в этих делах, мог сделать против работника губернского масштаба, притом партийного! Приходилось лишь прятать свои глаза от пытливых, недоумевающих взглядов мужиков.

Несмотря на то, что, как мне самому казалось, я работаю вслепую, все же, по отзывам населения, при мне в волисполкоме завелся кой-какой порядок. Учтя «голос народа», я старался сделать так, чтобы приходившие к нам крестьяне не отсылались от стола к столу, а без канители получали нужные им справки. Если раньше сотрудники редко бывали на своих местах, то я повел с этим решительную борьбу. Поставив однажды об этом вопрос на пленуме волисполкома, я добился решения, чтобы никому впредь на занятия[334] не опаздывать, и тем более не допускать невыходов.

Подобные решения были и у моих предшественников, но они, как видно, оставались только на бумаге. Я решил приучить решения выполнять и случай к этому представился на другой же день: не явился мой заместитель Шабалин Александр Иванович из Устья Городищенского.

Я и вообще-то считал, что он не на месте, потому что он ходил в церковь и исполнял там обязанности псаломщика. Парень был еще молодой, но размазня какая-то. Думая, что он опоздал, я подождал часов до одиннадцати, потом послал за ним курьера (была и такая должность). Тот нашел его на гумне, за молотьбой. Он и не думал идти в волисполком, но, получив мою записку, последовал за курьером.

Когда он явился с виноватым видом ко мне, я взял его в работу, да так, что у парня слезы потекли из глаз. Но, несмотря на его слезы, я тут же созвал заседание пленума (тогда это скоро и просто делалось), и мы его освободили от занимаемой должности. А по освобождении его, как военнообязанного, взяли в армию. Ему это было очень кстати для проветривания головы от церковной дури.

Партийцев в составе волисполкома не было. Да и во всей волости их было всего трое. Они нигде не служили, жили дома, в своих хозяйствах, никакой общественной работы не вели, по крайней мере, я о такой их работе ничего не слыхал. Да и сами они были люди ничем не приметные, грамотный из них был один, а двое других могли только расписаться.

Двое из них были с Березова. Поэтому когда однажды, кажется, к Богородской[335], мужики этой деревни заварили пиво, расположившись, по обыкновению, с чанами и котлами прямо на берегу речки, один из партийцев, Седякин Емельян (он-то и был грамотен), пришел в волисполком и принес написанное на целом листе предложение волисполкому от имени ячейки запретить пивоварение.

— А что, пиво уже начали варить? — спросил я.

— Да, — говорит, — начали.

— Так, значит, по-твоему, надо идти и опрокинуть у них чаны?

— А то как же, конечно.

— Но у меня нет оружия и нет в моем распоряжении вооруженной силы, а ведь мужики нас, пожалуй, встретят с оглоблями?

— Да, — говорит, — они так и говорили, что если придут опрокидывать чаны, то без бою не дадим, посмотрим, чья возьмет.

— Так как же, — говорю, — вы вот своей ячейкой пойдете со мной туда?

— Нет, — говорит, — не пойдем.

— Ну, а один и я не пойду.

А потом я изложил ему свой взгляд на борьбу с пьянством. Надо, мол, вести разъяснительную работу, чтобы мужики поняли, какой от этого вред, почему этого не следует делать, а, главное, самим служить примером. А то ведь, говорю, вот оба твои товарища тут подписались, а между тем сами они — всем известные пьяницы. Как же мужики не осатанеют, если им будут запрещать пить такие люди, которые сами дуют почем зря! Вот в другой раз давай займемся этим делом пораньше, пока не начали варить пиво, попытаемся убедить. А теперь, если мы и выльем, все равно испорченного хлеба уж не вернешь. Парень с моими доводами согласился и бумажку взял обратно.

А вскоре они все трое автоматически выбыли из партии, и ячейки в волости не стало.