История моих бедствий

Христианин: Ни один разумный среди нас не запрещает исследовать и обсуждать нашу веру при помощи разумных доказательств, и никто разумным образом не успокаивается на сомнительном, если; только не будет предпослано на основе разума то, на чем должно успокоиться. Ведь когда он придает веру сомнительной вещи, конечно, она сама делается тем, что вы называете доказательством. Во всякой, конечно, науке как относительно написанного, так и относительно суждения и в любом столкновении рассуждений противоречие возникает само по себе, и возникшая в опоре истина разумного доказательства сильнее, чем приведенный авторитет. Ведь для отвержения веры не важно, что есть истинного в вещи, но важно то, что может появиться в результате мнения. На основании же слов самого авторитета очень часто возникают вопросы, и приходится скорее судить о них, а не опираться на авторитет. После же разумного доказательства, даже если оно и не будет таковым и явится только мнимым, не останется никаких вопросов, потому что не останется никакого сомнения.

С тобой же тем меньше должно действовать на основании авторитета, чем больше ты опираешься на разум и чем меньше ты признаешь авторитет писания. Каждый, конечно, может быть опровергнут только на основании того, что он допускает, и быть побежден только на основании того, что он признает. И спорить нам друг с другом должно иначе, чем с тобой. Мы знаем, что утверждения Григория или прочих наших ученых, а также то, что утверждал сам Христос или Моисей, к тебе еще не относятся настолько, чтобы сами их высказывания привели тебя к вере. Среди нас, которые приемлют это, данные высказывания имеют силу; в некоторых же случаях веру должно защищать и утверждать больше всего при помощи разумных доводов, и я хорошо помню об этом в противоположность тем, которые отрицают возможность исследования веры при помощи разумных доказательств. Об этом вторая книга «Христианской теологии»[231] рассуждает полнее и полностью побеждает противников как на основании доказательств от разума, так и на основании авторитета писателей.

Теперь же вернемся к нашему вопросу...

VI «Пролог» к «Да и Нет» [232]

Хотя при столь великом множестве слов нечто, высказанное даже святыми, кажется не только отличным друг от друга, но и противоположным друг другу, нельзя необдуманно судить о тех, коими должен быть судим сам мир согласно тому, как написано: «Святые будут судить народы», и опять: «Воссядете и вы, судящие». Да не дерзнем мы обвинять как лжецов или презирать как заблуждающихся тех, о которых сказано господом: «Кто слушает вас, слушает меня; кто вас презирает, меня презирает». Итак, имея в виду свою собственную слабость, признаем, что скорее нам не хватает благодати при разумении, нежели то, что ее не хватало при написании у тех, кому самой истиной было сказано: «Ведь не вы говорите, но дух отца вашего говорит в вас».

Итак, что удивительного в том, если при отсутствии в нас того самого духа, при посредстве коего это было записано и высказано, а также внушено писавшим, нам не хватает их понимания, достигнуть которого нам всего более препятствует необычайный способ речения и разнообразное значение одних и тех же слов, поскольку одно и то же слово является высказанным то в одном, то в другом значении? Ведь как в своих мыслях, так и в словах каждый из них был весьма плодовит. И так как, согласно Туллию[233], тождество во всем является матерью пресыщения, то есть рождает отвращение, то надлежит изменять сами слова по отношению к одному и тому же предмету и не обнажать все посредством общеупотребительных и обычных слов, ибо, как говорит блаженный Августин, все прикрывается, чтобы не обесцениться, и тем более бывает приятно то, что с большим старанием исследуется и что трудней постигается.