– Я, – отвечал он, – всегда держу в глубокой тайне все, что узнаю от вас, и поэтому было бы излишним требовать от меня подробного обязательства. Так что лучше просите меня о чем-либо другом.
– Авалор, – начала она, – я давно знала обо всем. Я до сих пор не требовала от вас никаких признаний. Не отрицайте, что вы страстно любите Ариму, я не хочу, чтобы вы признавались в том, что таите от всех. Пусть вас не тревожат мои слова, они не значат, что мое доверие к вам уменьшилось. И не надо отрицать очевидного и унижать себя притворством, ибо для меня давно уже ясно, что можно притвориться влюбленным, но нельзя совершить противоположное и скрыть истинную любовь. Но оставим эту тему.
Я так же хочу вашего счастья, как и вы сами, и меня не раздражает то, что вы скрываете свои чувства. Я не могу открыто встать на вашу сторону, но втайне я давно вас поддерживаю, о чем вы еще когда-нибудь узнаете. Но мало надежды на то, что задуманное вами тяжкое предприятие увенчается успехом, и боюсь, что вы скорее расстанетесь с жизнью, чем добьетесь своего!
Насколько я поняла из длительной и искренней беседы с госпожой Аримой – я не буду говорить, виноваты вы перед нею или нет – любовь не царит в ее сердце. Я никогда не видела столь свободного от страстей существа. Я давно уже придерживаюсь очень высокого мнения о вас, ибо жизнь не раз ставила вас перед тяжкими испытаниями. В отличие от других вы никогда не выбирали легких путей, и так случилось с вами и в любви. Ваша избранница действительно прекрасна и совершенна во всем, но она настолько не от мира сего, что никому не следует ее любить. Кто ее любит, рожден для надежды либо для муки. Вы же из-за нее лишь обрекаете себя на безнадежную борьбу! И не отрицайте этого, так как очевидно, что вы готовы и к безответной любви и поэтому-то и таите ее от всех и от самой Аримы, во что я никогда не поверила, если бы не увидала этого собственными глазами. Не удивляйтесь моим словам, потому что мужчины всегда по секрету поверяют свои тайные помыслы женщинам.
Глава X
О том, что еще услышал Авалор от своей приятельницы
Тут Авалор попытался ее остановить, сказав:
– Извините меня, сеньора, я не могу разрешить вам продолжать говорить то, что вы собрались мне высказать. Я не хочу думать о вас плохо. И если вы меня хоть немного уважаете, не будем говорить об этом.
Тогда она взяла его руки в свои и по-дружески сказала:
– Я не могу утаить от вас того, что с вами будет, хотя это вас и огорчит, потому что я именно в знак нашей дружбы должна заставить вас трезво взглянуть на то, что с вами неизбежно произойдет. То, что вы сейчас готовы упорно отрицать, уже знают здесь все дамы. Только поэтому я прощаю вам ваше обращение со мною, видя, что вы то ли хотите, то ли не хотите соблюсти свою тайну. Но это все еще ничто в сравнении с тем, что я хочу вам сказать.
Говорят, что тут она приблизилась к уху Авалора, но сказала ли ему что-то или нет, а если сказала, то что именно, осталось тайной.
Но я слыхала о том, что он сделал вследствие этого через несколько дней, но таких вещей девицам не говорят, чтобы они не раскаивались в собственном поведении или по крайней мере не питали зависти в отношении других.
Достаточно того, что даже феи смотрели глазами, полными зависти, на госпожу Ариму потому, что она не только сама была воплощенным совершенством, но заставляла стремиться к совершенству и того, кто ее любил. И если судьбе действительно захотелось создать нечто превосходное и свободное от пороков, вызванных страстями или временем, то это и была госпожа Арима, о которой неотступно думал Авалор.
Глава XI
О том, как отец Аримы приказал ей вернуться домой и как вслед за ней исчез и Авалор
Говорили, причем те, кто точно знал об этом, что Авалор замыслил совершить великий подвиг во славу Аримы. Однако, поскольку он дал еще один повод к разговорам о ней, она перенесла это столь тяжко, что проливала слезы несколько дней и, если бы не боялась дать дополнительной пищи для кривотолков, могла бы и слечь, но вместо этого держалась как могла, то есть как нельзя хуже.
И говорят, что после этих событий госпоже Ариме так надоела жизнь при дворе, что ей захотелось жизни совсем другой, к которой она всегда питала склонность. Она начала было говорить об этом, но прекратила после того, как ее добрый старый отец, к которому она вернулась, постарался предвосхитить все ее желания и тем самым отклонил ее от этого намерения.
О ее отъезде из дворца и о том, как Авалор поспешил вслед за ней, известно не более того, чем поется в старинной песне: