История Ногайской Орды

Кадыр Али-бек отразил своеобразие статуса следующим образом: «После Хасан-бека был Шидак-бек, сын Мусы-бека. Затем правил улусом Шейх-Мамай, а сам беком не был» (Кадыр Али-бек 1854, с. 155). В контексте данного сочинения, «Джами ат-таварих», «управление улусом» стоит в одном ряду с подобными парами Ямгурчи и Алача, Хасана и Алчагира. В самом деле, еще при бийстве Саид-Ахмеда Хаджи-Мухаммед б. Муса расценивал Шейх-Мамая как «мирзу в головах всех своих братьи меншеи и детей» (Посольские 1995, с. 157), т. е. приписывал ему высочайшее место среди мангытской знати Орды. После изгнания бия Шейх-Мамай утвердился в Сарайчуке, видимо, без формального утверждения на съезде мирз. Крымцы и русские звали его «князем», но, во-первых, это было следствием терминологии самих ногаев: так титуловали своего патрона его послы; во-вторых, хану и царю было в общем безразлично, кто из сыновей Мусы оказался во главе державы: пусть, мол, сами разбираются, а называть любого из них бием — небольшой урон для ханского или царского престижа. Сам же Шейх-Мамай, похоже, ничуть не сомневался в своих правах и полномочиях. Но только осенью 1548 г. он четко обозначил свое место в Орде: «А ныне есми на отца своего Юрте князем учинился» (Посольские 1995, с. 245). Полагаю, что тогда он все же собрал съезд мирз и организовал церемонию возведения себя в ранг бия. Дополнительным аргументом в пользу этого служит и перезаключение шерти с Москвой, что делалось, как правило, при смене государя в одной из двух договаривающихся стран. В интитуляции той же грамоты он рекомендовался с невиданной дотоле для ногаев пышностью: «Высочаишаго порога государя и повелителя, от воина от благочестнаго Ших Мамая князя» (Посольские 1995, с. 245), использовав присущее мусульманским падишахам, в частности османскому султану, словосочетание баб-и али (великие врата, «высочайший порог»)[166].

Третья Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой хронологически захватила последний год правления Шейх-Мамая и отразила мало заметных событий, связанных с ним. В начале 1549 г. от имени его, а также Юсуфа и Исмаила был перезаключен шертный договор с Иваном IV. В этих условиях ногайские набеги могли бы расстроить переговоры, поэтому бий пытался унять своего воинственного сына Касима (Касая), рвавшегося поживиться на «украйнах». Когда тот все же не послушался и двинулся на северо-запад, Шейх-Мамай послал вслед за ним свою жену, мать Касима, и она уговорила мирзу вернуться. Посланное этим бием против крымцев войско мирзы Али б. Юсуфа потерпело сокрушительное поражение (см. ниже).

Когда Шейх-Мамай занял пост бия, в крыльевой структуре Ногайской Орды произошла обычная для кочевых империй трансформация. Центр и левое крыло объединились в одну провинцию, и держава оказалась разделенной на два равных крыла. Левое крыло теперь возглавлял сам Шейх-Мамай, совместив бийство с должностью кековата; пару нурадинов при нем составляли его сын Касим и Исмаил б. Муса (Трепавлов 1993б, с. 50, 56). Наместником Башкирии был назначен сибирский Шибанид Ахмед-Гирей (Трепавлов 1997в, с. 23, 24).

Отношения с восточными соседями

На востоке к Ногайской Орде примыкало Казахское ханство. Их отношения со второй четверти XVI в. уже не осложнялись принадлежностью Мангытского юрта к Джучидскому левому крылу: Кок-Орда окончательно отошла в прошлое. Стремительная и очень успешная «реконкиста» ногаев после смерти казахского хана Касима (1521 г.) надолго деморализовала и рассеяла казахов. Медленно собирались они с силами и лишь изредка осмеливались на военные предприятия в западном направлении. В основе противостояния двух самых многочисленных в ту эпоху народов Дешт-и Кипчака лежала борьба за пастбища, выгодные кочевые и торговые маршруты, политическое влияние на соседние регионы (см.: Исин 1988, с. 24), и здесь я согласен с А.И. Исиным. Но объяснение кратковременности войн между ними благотворным влиянием и чуть ли не солидарностью ногайского и казахского простонародья в пику воинственной и агрессивной правящей верхушке (см.: Исин 1988, с- 25) представляется неполным.

В 1520–1540-х годах Ногайская Орда столь явно и бесспорно доминировала в восточнодештских степях, что у ее противников в тех краях не находилось ни сил, ни решимости долго конфликтовать с ней. При этом если ногаи просто расширяли сферу своего господина, не имея для него каких-либо внятных идеологических объяснений, то со стороны казахов борьба с ними могла облекаться в форму восстановления своего полновластия на пространстве от Яика до Иртыша, т. е. ситуации времен Гирея, Джанибека, Бурундука и Касима (1470–1510-х годов). Другое дело, что этническая близость Казахского ханства и Ногайской Орды вызывала осознание культурного или даже генетического родства[167], что, впрочем, не препятствовало политическому противоборству.