История Ногайской Орды

В посольском донесении из Крыма в ноябре 1537 г. сообщалось, что бий Саид-Ахмед со всеми силами подошел к Астрахани, «а просит у астороханцов выходу штидесяти тысяч алтын» (КК, д. 8, л. 413). Ту же цифру называли ногайские послы в Москве в январе 1536 г.: «Наперед того которая братья наша здесь кочевали, и они имали с Асторокани шестьдесят тысяч алтын, а с Московские земли сорок тысяч алтын» (Посольские 1995, с. 139). Правда, тогда стороны сошлись на сорока тысячах. Может быть, у них разгорелся спор из-за размера суммы, отчего и пришлось обращаться в Москву с запросом к «старым старцам»[173].

М.Г. Сафаргалиев полагал, что сорокатысячный выход ежегодно отвозился из Астрахани в Ногайскую Орду, начиная с 1502 г. и до падения ханства в 1556 г.; об этом якобы было заключено соглашение между мирзами, осаждавшими город в 1502 г., и ханом Абд ал-Керимом б. Махмудом; кроме этого, «хан обязался брать одного из ногайских мурз в качестве своего старшего эмира» (Сафаргалиев 1952, с. 39). Я не располагаю данными в подтверждение какого-либо из этих положений. По известным мне документам ногаи поставили вопрос о возобновлении ордынского выхода только в период своих административных реформ, полновластия Саид-Ахмеда и Шейх-Мамая. Что же касается присутствия в Астрахани старшего эмира из ногаев, или «ногайского князя, в пользу которого шла определенная часть дохода» (чьего дохода?) (Кочекаев 1988, с. 60), то после 1523 г. сведений о таковом тоже нет. Когда в 1562 г. Исмаил требовал отдать ему некоторые участки волжской дельты как «наврузовское княжое место» (подразумевался Науруз б. Эдиге), то из Москвы отвечали, что «про те есмя места сыскати (сведений. — В.Т.) не могли. И то есмя не слыхали ж, чтоб нагаиские мурзы были в Азторохани» (ИКС, д. 6, л. 115)[174].

Сохранилась информация о регулярных выплатах ногаям из Казани. По воспоминаниям Уруса б. Исмаила, его отец в свое время у казанского хана Сафа-Гирея «для братства и любви, и дружбы имывал… жалованья по сороку тысяч алтын» (ИКС, д. 8, л. 51). Сам Исмаил приводил другие системы расчетов: «Ис Казани нам годовое шло десеть кадей меду да шестьдесят рублев денег»; «а коли в Казани царь был, и яз имал по сту рублев денег да по сту батман[175] меду»; «с Казани годовое (в тексте: городовое. — В.Т.) наше… дватцать сот рублев»; «нам из Казани шло годовое сто батманов меду да деветь шуб» (ИКС, д. 4, л. 259 об., 361 об., 376; д. 5, л. 90). В русском переводе казанские отчисления обозначаются уже не как «выход» (так было с Астраханью), а как «жалованье» или «годовое» (что указывает на их периодичность); вместе с тем, подобно «Нурадиновой мирзиной пошлине», они назывались и «оброчными пошлинами» (Посольские 1995, с. 319). И так же как в Астраханском юрте, трудно расценивать их как собственно дань, да еще направляемую в Ногайскую Орду специальным «ногайским князем», сидевшим якобы в Казани «по установившемуся обычаю» (см.: Очерки 1953, с. 467).

Наличие особого поста «мангытского князя» выводится из документов последних лет существования Казанского ханства. На то, что такая должность существовала в 1540-х годах или ранее, есть единственный намек в обращении Ивана IV к мирзе Юнусу б. Юсуфу в июле 1552 г., где царь делится с адресатом своими несбывшимися планами в отношении того, в частности, что «хотели есмя тебя юртом устроите, по тому же как были прежде сего в Казани мангитцкие князи» (ИКС, д. 4, л. 119). Как видим, пост мангытского (не обязательно ногайского!) бека в ханстве присутствовал и при этом подкреплялся каким-то особым юртом. Историки порой проецируют аристократическую иерархию Крыма на Казань и пытаются отыскать в ней такую же структуру нескольких знатнейших родов, среди которых были мангыты во главе с карачи-беком (см., например: Вельяминов-Зернов 1864, с. 425, 428; Исхаков 1995, с. 102, 107; Исхаков 1998, с. 17, 18, 148; Сыроечковский 1940, с. 37). Доказательством служат отрывочные сведения об участии ногаев в борьбе казанских «партий» и в антирусском движении (после 1552 г.), а также только что процитированная фраза Ивана IV. Странным анахронизмом выглядит тезис о стационарном ногайском посольстве в Казани и о мангытском беке как постоянном после, надзиравшем за «доставкой причитающейся Ногайской Орде дани» (Калмыков и др. 1983, с. 23).