История Ногайской Орды

Сложнее вопрос с Казанью. Казанское ханство было не сравнимым с Астраханским ни по военно-политическому потенциалу, ни по территории и населенности, ни по своей привязанности к российской политике. Поэтому оно никак не могло быть марионеткой в руках ногаев или Гиреев. В.М. Жирмунский определил главные способы влияния ногаев на казанские дела как браки ханов с мангытскими «княжнами» и службу ногайских мирз с дружинами в Казани за дань (отчего они приобрели большой вес в ханстве) (Жирмунский 1974, с. 425, 426). Как очень сильное оценивал это влияние М.Г. Сафаргалиев, предполагая даже некоторую закономерность: ногаи оказывали Казанскому юрту военно-политическую поддержку и за это пользовались «преимуществами» в нем; как только эти права у них отнимали, они охладевали к северо-западным соседям, и казанцы были вынуждены восстанавливать привилегии ногаев, чтобы вернуть их расположение (Сафаргалиев 1938, с. 133). Гораздо менее тесными считал ногайско-казанские отношения А.Х. Халиков: ногайские войска, случалось, действительно вступали в город, участвуя в династийной борьбе, но «основное население Казанского ханства антагонистически относилось к пришельцам», которые, как правило, окружали ханов и беков и не вступали в контакт с основной массой народа; «к тому же в большинстве случаев пришельцы уходили вместе с ханами или истреблялись» (Халиков 1989, с. 161).

В самом деле, нет данных о каком-то особом, приоритетном отношении ногайских властей к Казанскому юрту. Он довольно рано попал в орбиту русской внешней политики и в первое столетие своего существования (до 1530-х годов) почти не интересовал «Эдигу уругу мангытов» как полноценный дипломатический партнер, ведь главные интересы их сосредоточивались тогда южнее, в Дешт-и Кипчаке. Незаметно и какого-то стремления ногаев к выяснению соответствия между своими биями и казанскими ханами; это оказывалось тоже неактуальным (чего нельзя сказать о связях с Крымом, Россией, Сибирью, казахами). В 1555 г. бий Исмаил в письме главе Посольского приказа И.М. Висковатову перечислил давние выплаты казанцев ногаям и оговорил: «А у ково то имал, и яз с тем не в отечестве, ни в сыновстве не зывалися есмя» (НКС, д. 4, л. 259 об.). (Показательно, что в то же самое время Исмаил настойчиво пытался определить свой статус по отношению к русскому царю.)

Активизация ногайско-казанских отношений происходит с 1530-х годов, когда внутренняя обстановка в Орде относительно стабилизировалась, враги ее на востоке и на западе были разгромлены или подавлены ногайскими победами прошлого десятилетия, и потомки Эдиге смогли вплотную заняться поволжскими делами.

Ф. да Колло еще в 1518 г., т. е. во времена борьбы Алчагира с Шейх-Мухаммедом, слышал в Москве, будто для умиротворения воинственных ногаев «соседи платят им дань, чтобы иметь их на собственной службе, вместо того, чтобы быть принуждаемыми к такой дани» (Колло 1996, с. 67). Татарское шеджере приписывает обложение Астрахани «налогом» ногайскому «хану Альсагиру» (Ахметзянов М. 1991а, с. 84). Сами ногаи этого никогда не утверждали, но хорошо помнили, что еще Нур ад-Дин-мирза брал «пошлину» с Хаджи-Тархана. Точной ее суммы они не представляли и надеялись, что сведения о ней отложились в московских архивах. Поэтому в 1537 г. Хаджи-Мухаммед, только что ставший нурадином и уже получивший с астраханцев сорок тысяч алтын, просил Ивана IV выяснить у «своих старых старцов: Нурадын мирзины пошлины не ведают ли с Астархани?» (Посольские 1995, с. 208). Речь шла именно о выплатах, направляемых «Темир Кутлуевыми царевыми детьми» в Ногайскую Орду. При этом астраханские ханы соблюдали пиетет перед ее посланцами, обеспечивая им полное содержание («по волу в день, опричь конского корму»), тогда как москвичи ограничивались выдачей небольших «суточных»: всего «по две денги на день» — обиженно указывал Хаджи-Мухаммед (Посольские 1995, с. 208). Поскольку ссылка делалась на Нур ад-Дина, т. е. на времена Золотой Орды, то ясно, что подразумевались регулярные отчисления, которые разными улусами государства (в том числе «Русским улусом») направлялись в ханскую казну на протяжении XIII–XIV вв.

В русской терминологии такие платежи назывались данью или выходом, что имеет мало общего с современным научным термином «дань» (tribute) как атрибутом данничества — системы эксплуатации завоевателями побежденных с отчуждением производимого последними продукта (Першиц 1986, с. 45). В Улусе Джучи XIV в. выход уже преобразовался в государственную повинность: ведь нельзя допустить, что данью были обложены золотоордынские города, включая Хаджи-Тархан, основанные монголами и не являвшиеся жертвами завоевания.