Решение было принято в ноябре 1548 г. Дервиш-Али, ко всеобщему удивлению, стал отказываться и просил оставить его на царской службе. Все. же пребывание его в Москве, несмотря на однообразие, оказалось безбедным и безопасным. Перспектива же оказаться в распоряжении хитрого и властного Шейх-Мамая сулила Дервиш-Али новые жизненные передряги. Казначей Ф.И. Сукин уговаривал его долго — убеждал поехать к бию, раз уж тот так добивается этого, повидаться с собственными матерью и женою (они, оказывается, оставались у ногаев), а потом, мол, он сможет вернуться на Русь и служить государю. Только последний довод убедил астраханца. В январе 1549 г. он отправился на восток вместе с возвращавшимся на родину посольством Шейх-Мамая. Последнего он в живых уже не застал и стал кочевать при ставке нового бия, Юсуфа.
Через астраханские владения проходили пути, связывавшие ногаев с Северным Кавказом. В первой половине XVI в. такие контакты случались довольно редко, и одним из поводом для них была борьба за Астрахань. Сохранилось упоминание о подчинении ногаями горцев зимой или весной 1549 г. В послании, доставленном в Москву в июне того года, Исмаил обронил фразу: «А Тюмень и черкасы кабартеиские нам здалися» (Посольские 1995, с. 287). Лаконичность информации позволяет лишь строить догадки о мотивах такого шага кабардинцев и Тюменского улуса на нижнем Тереке. А.М. Некрасов предположил, что подобная «здача» была рассчитана на защиту от крымских набегов (Некрасов 1990, с. 110). В самом деле, трудно усмотреть более вескую причину в условиях нараставшей экспансии Гиреев на Кавказ. Да и развитие ногайско-крымских отношений показывает, что со стороны Ногайской Орды можно было ожидать поиска союзников против крымских правителей.
В 1530–1540-х годах в Бахчисарае царствовали Ислам-Гирей I (1532) и Сахиб-Гирей I (1532–1551), сыновья Менгли-Гирея. Ислам-Гирей вел многолетнюю борьбу за трон сначала с Саадет-Гиреем, затем с Сахиб-Гиреем, и как раз обстоятельства этой борьбы обусловили многие особенности как ногайско-крымских отношений, так и положения мангытского эля в Крымском государстве.
Взаимоотношения двух Юртов были настороженными и зачастую враждебными. Победоносные крымские походы эпохи Менгли-Гирея были вытеснены из памяти народов астраханской катастрофой 1523 г. Долгие годы жители Ногайской Орды и Крыма вспоминали тогдашнее убийство Мухаммед-Гирея и последующее опустошение полуострова Мамаем и Агишем — первые как триумф, вторые как трагедию. Через пятнадцать лет после тех событий мирза Кель-Мухаммед б. Алчагир с удовольствием рассуждал: «Тактамышева царева юрта царь Бога забыл, и яз Богу на коленех сел. И он для нашие правды нам его (Юрт. —
Напряженность между Гиреями и «Эдигу уругу мангытами» сказывалась и на положении крымского эля мангытов. С одной стороны, Сахиб-Гирей постоянно опасался альянса единоплеменников (и, как мы увидим, небезосновательно), но с другой — степная конница мангытов могла служить грозным оружием в борьбе за власть и во внешней политике, поэтому, как ни парадоксально, именно в период правления этого хана произошел рост их влияния и могущества. Первые мангыты, что появились в ханстве еще в конце XV — начале XVI в., получили для поселения местность в окрестностях города Гёзлев (Лашков 1897, с. 72; Якобсон 1973, с. 137). Эта степная зона, примыкавшая к Перекопскому перешейку с юга, именовалась Манкыт эли, Страной мангытов (см.: Tarih 1973, р. 53, 192). Кроме того, пространство к северу от Перекопа, между Доном и Днепром, предоставлялось для кочевания позднейшим выходцам из Большой и Ногайской Орд. Немало собралось их в окрестностях турецкой крепости Азов (Азак) и в самом этом городе. Следует учитывать, что с ростом численности переселенцев из-за Волги как раз в эпоху Сахиб-Гирея крымские (а за ними и русские) власти стали различать крымских ногаев и собственно крымских мангытов Мансур-улы как аристократический род карачи-беков. В течение XVI в. те и другие находились в структуре мангытского эля и под верховным главенством одного карачи-бека. В дальнейшем Мансуры и ногаи управлялись каждые своими беками. В литературе высказано предположение, что верховный контроль над всеми ими входил в обязанности калги — наследника трона Гиреев (см.: Ivanics 1994, р. 27).