История Ногайской Орды

Какие-либо подробности пребывания русского отряда при бие не сохранились. Можно полагать, что он благополучно добрался до цели и находился «в Нагаях» в период драматических коллизий лета 1555 г. Вполне возможно, что после изгнания Исмаилом врагов за Волгу пищальники вернулись на Русь или в Астрахань, так как осенью он опять умолял предоставить ему стрельцов — уже двести (да еще нурадин Арслан просил сотню) (НКС, д. 4, л. 304, 305 об.). Из февральского наказа послу А.Т. Тишкову выясняется, что и на сей раз к бию были направлены стрельцы (не говорится, сколько) с разрешением держать их «у себя в Сарайчике год или где тебе надобе» (НКС, д. 4, л. 313). Судьба этого отряда так же неизвестна из документов, как и то, добрался ли он до далекого Саранчука вообще. Тем не менее готовность Ивана IV предоставлять своему союзнику вооруженную подмогу существенно охладила пыл «казаков». Они обосновались на Крымской стороне и решались теперь лишь на эпизодические рейды за реку.

Несмотря на то что опасность открытого столкновения несколько уменьшилась, перед бием встала новая существенная проблема. Множество ногаев не желало подчиняться победителю-братоубийце. Все больше караванов, кибиток и стад скапливалось на переправах через Волгу. Жители Ногайской Орды перебирались на правый берег и уходили на запад — к мирзам-«казакам», Гази б. Ураку или в Крымский юрт.

С конца 1555 г. Исмаил начинает забрасывать Москву прошениями поставить на главных «перевозах» русские заставы или крепости, чтобы не попускать ногаев через реку ни в ту, ни в другую сторону. Такие места, по его словам, находились на Переволоке, на Самарском устье, «на Иргизе» (т. е. в устье реки Большой Иргиз, правого притока Волги) и «на Астараханскои земле».

Царь, как обычно, не отказывал и даже уведомлял о своем приказе насчет основания крепостей в районах Переволоки и Самары (НКС, д. 4, л. 303, 303 об., 352 об.), но в данном случае намерение так и осталось на бумаге. С практическими действиями Иван Васильевич не спешил. Анализировавший эту ситуацию Г.И. Перетяткович решил, будто «в план русской политики относительно степных обитателей Поволжья не входило помогать им в сооружении крепостей, которые при случае могли быть употреблены против самой России» (Перетяткович 1877, с. 279). Это резонный довод с точки зрения как общей логики событий, так и курса на восточную экспансию, которого придерживалось тогда правительство Избранной рады. Можно добавить, что Иван IV, зная о могущественном лагере противников Исмаила (к тому же союзных Крыму), не был уверен в долговременном правлении узурпатора и не желал связывать себя обширными программами поддержки его, в частности строительством крепостей на ногайских границах. В тот период подобные укрепления однозначно послужили бы на пользу Исмаилу, однако сама Россия в них не испытывала нужды. При этом все же заметим, что, вопреки рассуждениям Г.И. Перетятковича, бий настаивал на возведении именно русских заграждений на переправах; но пока не заводил речь об организации каких-то ногайских городков.

Зато в отношении мер, сулящих какие-то выгоды русской стороне, царь бывал легок на подъем. Когда первое же посольство бия Исмаила и его мирз попросило позволения на свободную торговлю в Москве, Казани и Астрахани, разрешение было дано без проволочек, причем с поистине царской щедростью. На три года торговцы из земель, подвластных Исмаилу, освобождались от всяких пошлин (Летописец 1895, с. 29; НГ, д. 11, л. 1; Патриаршая 1904, с. 249).

На собирание сил для возобновления борьбы Юсуфовичи потратили год. Они вместе с прочими «казаками» жили в приволжских степях, а из-за Волги к ним все шли и шли беженцы. Вроде бы можно было снова воевать с бием. Но за его спиной маячила фигура грозного московского союзника, в ставке у него расположился стрелецкий отряд. К тому же зимой 1555/56 г. мирзы-«казаки» сумели вступить в конфликт с российским представителем в Астрахани. Состоявший при хане Леонтий Мансуров (ненадолго сменивший Тургенева), исполняя государев приказ, отказался пропустить мирз на Ногайскую сторону «отца своего юрт искати» (НКС, д. 4, л. 377 об., 380). В условиях нищего и бродячего «казакования» они не рисковали ссориться с Москвой. Положение для них складывалось безвыходное. На севере и юге теперь располагались русские владения, путь в Ногайскую Орду был прегражден Мансуровым, Исмаил казался неуязвимым за стрелецкими пушками и пищалями.

«Казаки» во главе с Юнусом решили разрядить ситуацию. Сначала они «дали правду» царскому резиденту в Астрахани и пообещали «у Астрахани кочевать, а лиха никакова не учинить». Поверив мирзам, Мансуров открыл переправу и дал им суда для переезда через реку. Чтобы доказать искренность своего миролюбия, Юнус напал на местного хана Дервиш-Али, уже окончательно превратившегося в про-крымского политика, отнял у него присланные Девлет-Гиреем пушки и передал русским властям (Книга 1850, с. 105, 106; Патриаршая 1904, с. 277).