Но и оставшиеся у ногаев рыбацкие места привлекали алчные взоры рыбопромышленников, и воеводская канцелярия с Посольским приказом то и дело разбирались с претензиями. Стоило береговой охране заметить на берегу степняка с сетью или даже с удочкой, как тот подвергался грабежу и «насилству». Не привыкшие к столь хищническому отношению к угодьям, кочевники недоумевали: и так маршруты прохода ценной рыбы уже отобраны астраханцами, а что осталось— «и в тех… водах болшои рыбы — белуг и осетров, и шедрин, опроче мелкодр рыбы, — николи не бывает» (Акты 1918, с. 143; ДАИ, т. 2, с. 151; НКС, 1604 г., д. 3, л. 207; 1626 г., д. 1, л. 23; 1631 г., д. 2, л. 52; д. 3, л. 20).
В историографии встречается мнение о том, что ногаи почти не занимались ремеслом. Объясняют это как непритязательными потребностями кочевой экономики, так и отсутствием городов — обычных центров развития ремесленного производства. Решающим доводом в пользу таких утверждений служат беспрестанные просьбы биев и мирз прислать в Орду ремесленные изделия (краски, бумагу, металл, в том числе сотни тысяч гвоздей, и т. п.). В самом деле, в условиях кочевого быта не было возможности для развития, например, плавильного и кузнечного дела. Ногаи, видимо, абсолютно не знали металлургии. В 1576 г. два русских корабля-бусы стояли на рейде у волжского устья. Ногаи подобрались к ним «и те бусы изпортили и изпросекли, и
Русские и западноевропейские современники Ногайской Орды по-разному оценивали наличие в ней земледелия. Князь Андрей Курбский писал, что ее обитатели «живятся точию млеком от стад различных скотов своих, а хлеб тамо не именуется» (Курбский 1914, с. 238). С. Какаш и Г. Тектандер сперва уверенно отметили, будто ногаям «хлеб совсем неизвестен», но затем вдруг оговорились, что «сеянием хлеба и разведением иных плодов там занимаются мало» (Какаш, Тектандер 1896, с. 24, 26), т. е. все-таки занимаются.
Как бы то ни было, дефицит хлеба в заволжском Деште существовал, особенно усиливаясь при падежах скота, когда население лишалось скотоводческой продовольственной базы. Для спасения улусов от голода во время второй Смуты Исмаил многократно заклинал московского царя прислать «хлебного запасу», крупы, толокна, сухарей, ржаной муки (ИКС, д. 5, л. 29 об., 37, 79, 91 об., 99 об., 131 об. и др.). В последующие десятилетия подобные просьбы иногда повторялись. Только в одном 1557 г. российское правительство послало за Волгу 340 четвертей (т. е. 680 пудов, или почти 11 тонн) хлеба разных сортов. По масштабам зернового импорта ногайская держава являлась (по крайней мере в середине XVI в.) основным потребителем русских хлебных товаров (Фехнер 1956, с. 64).