История Ногайской Орды

Но была в этих просьбах деталь, не позволяющая безоговорочно считать Ногайскую Орду незнакомой с земледелием. Исмаил просил хлеба еще и на семена: то 50 четвертей (т. е. 100 пудов — более полутора тонн!), то целое судно или два, а то и «семена на многих судех хлеба» (НКС, д. 5, л. 33 об., 37, 79, 90 об., 93 об.). Причем один из таких запросов мотивировался тем, что «пашню Сараичиковскую вода взяла» (НКС, д. 5, л. 33 об.). Исследователи, конечно, обратили внимание на эти нюансы, и вопрос о степени развития аграрного хозяйства в Орде оживленно обсуждался. Мнение И.Х. Калмыкова резко отличается от точки зрения прочих авторов. Он видит в этих известиях свидетельство довольно значительного развития земледелия в Деште. Из информации о затоплении сарайчиковской пашни он заключает, что ногаи занимались хлебопашеством вдали от пригородных земель, и поэтому современники-чужестранцы не видели их полей. (Возражу, что лишь отдельные иноземные дипломаты посещали Сарайчук, большинство же наносило визиты как раз в степные ставки биев и мирз.) «Масштабы земледелия позволяли не только в какой-то степени удовлетворять потребности в зерне, но и засыпать часть урожая на семена до следующего года», — пишет И.Х. Калмыков. И далее: «Просьба Измаила выслать целое судно семян свидетельствует о значительных размерах посевных площадей, обрабатываемых ногайцами в тот период» (Калмыков и др. 1983, с. 32).

Другие историки, напротив, видят в приведенных данных признаки неразвитости земледелия. Г.И. Перетяткович был убежден, что ногаи обладали только его «начатками» и лишь жители Сарайчука сеяли пшеницу (Перетяткович 1877, с. 137). О «стадии зарождения» рассуждал и М.Г. Сафаргалиев. Он предположил, будто в оригинале грамоты Исмаила о сарайчуковской пашне словом «пашня» перевели тюркское кыр, означающее не только пахотное поле, но и степь-пастбище; т. е. речь в послании могла идти не о затоплении посевов, а просто об убытке от наводнения. Если же кыр здесь все-таки «пашня», то и в этом случае запрошенное бием судно семян можно было высеять на незначительной площади. «Известные нам факты говорят только о зачаточном характере земледелия у ногайцев, носившего характер кочевого земледелия», — заключает М.Г. Сафаргалиев. Подразумевались скорее всего семена проса (обычного для кочевников), а не пшеницы (Сафаргалиев 1938, с. 50–51; Сафаргалиев 1949а, с. 36). Позднее такую трактовку информации источников полностью поддержал Б.-А.Б. Кочекаев (Кочекаев 1988, с. 46).

Немногим отличается и подход к этому вопросу А.М. Асанова и Е.А. Поноженко, которые расценивают ногайское земледелие как второстепенную отрасль экономики, примитивную и незначительную по масштабам, заключавшуюся в распашке под просо небольших участков окрест зимовий и не требовавшую особого ухода. Ногаи бросали семена в почву весной и удалялись на яйлав, а урожай убирали по возвращении на зимовку (Поноженко, Асанов 1993, с. 121). То есть поля обрабатывались ногаями «наездом», как сформулировал Ю.Н. Смирнов (История 1987, с. 28)[349].

Некоторые сведения есть о ногайских пашенных угодьях на Северном Кавказе. Редкие известия по этому поводу связаны с Малой Ордой. Ее бий Касим в 1627 г. «в Пяти горах пашню… пахал и у Семи озер хотел же… пашню завесть». Но терцы угнали у Касима лошадей, и его планы по расширению посевных площадей рухнули: «И я тут пашню пахать не умел» (НКС, 1627 г., д. 1, л. 159). Примечательно, что раньше в тех же местах, в Пятигорье, имелась пашня Большой (не ногайской, а джучидской) Орды. Поля казыевцев располагались и неподалеку от Азова. В следующем году Касим и мирзы отказались ехать на шертование в Астрахань под предлогом, что «у них под Азовом на реке Челбаше посеены проса. И как проса поспеют… и мирзы… покочуют на Куму к Можарскому городищу» (НКС, 1628 г., д. 2, л. 63).

Столь же лаконична информация о технологии обработки земли и урожая. Матвей Меховский имел представление о деталях полевых работ: «Некоторые из них распахивают и засевают просом одну-две или три полосы длиною в три-четыре югера и больше» (Меховский 1936, с. 93). Распашку осуществляли, применяя тягловую силу верблюдов (Эвлия Челеби 1979, с. 54). У А. Олеария читаем, что ногаи, жившие в миле от Астрахани, для молочения сжатого зерна использовали скот: «В разных местах мы видели, как бегали в круге привязанные к столбу волы и лошади, которые должны были молотить и выбивать просо» (Олеарий 1906, с. 413). Высокой квалификацией в земледельческих занятиях исконные кочевники, конечно, не обладали. Даже в первой половине XIX в. пахота ногайцев оставляла у заезжих наблюдателей странное впечатление: «Выехав в степь для пахания земли, они начинали орать (пахать. — В.Т.) один в одном месте, другой в другом и так далее. Оттого загоны их бывали неровные, ни с чем не сообразные» (Менкеев 1852, с. 186)[350].