История Ногайской Орды

Мир средневековых кочевников оказывается, как правило, в стороне от исследований типологии социально-политической организации доиндустриальных обществ. Основное внимание историков приковано к потестарным и политическим структурам оседлых народов Старого и Нового Света. При этом, исходя из обычной логики научного поиска, ученые конструируют социологические схемы, разрабатывают критерии и градацию различных категорий вождеств и государств. Подразумевается (но оставляется за скобками для «чистоты эксперимента»), что любой социум является чрезвычайно сложной системой, в которой в качестве зачатков, элементов или рудиментов присутствуют параметры различных стадий общественного развития.

В русской научной терминологии феномены подобного рода именуются обычно укладами (понятие, прижившееся в социально-экономических исследованиях). Диастадиальные формы социально-политического ряда не имеют столь же общепринятого обозначения. Поэтому пока приходится пользоваться синонимичными характеристиками общего порядка (например: в каждом составном вождестве присутствуют черты, признаки, элементы, компоненты и т. п. простого вождества).

Эти схоластические на первый взгляд замечания имеют принципиальное значение для номадистики в целом и для нашей темы в частности. Общеизвестно, что кочевая экономика была нестабильной, зависела от природных изменений и политических катаклизмов. Соответственно скотоводческим социумам была присуща и стадиальная изменчивость. Существует много однотипных примеров перерастания кочевых улусов в могущественные степные державы, впоследствии распавшиеся и возвратившиеся к исходной стадии кочевого улуса. Уже a priori, до конкретного рассмотрения развития каждого из таких образований, можно предположить, что в организации улуса содержался потенциал для превращения его в кочевую империю. Такой потенциал пребывал в «летаргии», в ожидании подходящих условий.

Данное утверждение, очевидно, верно не только для кочевого общества. Но именно для него наличие черт, признаков, элементов, компонентов и т. п. (см. выше) различных стадий развития было гораздо более актуальным, чем для оседлых цивилизаций. Когда совокупность земледельческих общин достигает уровня государственности, то черты предыдущих уровней развития начинают постепенно отмирать за ненадобностью. Общество все жестче конституирует себя на новой стадии и совершенствует свое новое состояние. Следы предшествующей социальной истории понемногу хиреют и исчезают как пережитки.

У кочевников же все по-иному. Проживая, например, в раннем государстве, они не допускают отмирания признаков вождества, поскольку первая же пандемия чумы или вражеская агрессия способна уничтожить их нестабильную (по определению) государственную структуру и им придется возвращаться на один из предыдущих этапов развития. Дело здесь, конечно, отнюдь не в предусмотрительности степняков, а в объективной подготовленности всей их общественной организации к подобным перипетиям. Не востребованные до поры до времени схемы социального жизнеустройства откладываются в исторической памяти, обычном праве, героическом эпосе и др. (подробно см.: Трепавлов 1993а, с. 31–44).

История ногаев являет, на мой взгляд, наглядный пример отмирания, последующей реанимации и повторного отмирания государственного потенциала. Магистральной же линией их политического развития мне представляется постепенное угасание кипчакско-золотоордынской государственности.

В XIII–XIV вв. предки ногаев сначала жили, очевидно, в Чагатайском улусе, затем переместились в пределы Золотой Орды (Улуса Джучи). К середине XIV в. держава Джучидов представляла собой вполне сформировавшееся государство, хотя и достаточно своеобразное. На ее территории располагалось несколько регионов, резко различавшихся и по этническому составу населения, и по уровню его общественного развития, и по характеру основных занятий и экономики. Центр Золотой Орды (Поволжье) и южная периферия (Молдавия, Крым, Хорезм, сырдарьинские оазисы) являлись земледельческими областями со старой городской культурой; Дешт-и Кипчак продолжал оставаться обиталищем кочевников; племена Сибири, Урала и Приуралья вели жизнь лесных охотников. Несмотря на эти отличия, перечисленные владения в целом были объединены унифицированной системой управления и налогообложения, общими идеологией (ислам), денежным обращением, улусно-провинциальным делением.

Тенденция к усложнению государственной организации Золотой Орды нарастала до середины XIV в., но проявлялась неравномерно. Территория государства делилась по Яику на два крыла. В правом (западном) крыле все более преобладал оседлый элемент культуры, в левом (восточном) в основном продолжали господствовать традиционные, кочевнические нормы общественной жизни. Соответственно и социальные отношения в восточных степях были более архаичными по сравнению с Поволжьем (Федоров-Давыдов 1973, с. 138–141). Тем не менее кочевники левого крыла были полностью инкорпорированы в государственную структуру Джучидов и являлись ее неотъемлемым элементом.