История Нового Каллена — Недосягаемая (СИ)

Я не могла сдвинуться с места от непреодолимой тошноты, которая то накатывала, то отступала от несправедливости и боли, от моей несоизмеримой глупости и вины. В мое сердце будто вогнали ржавый гвоздь, который медленно, но верно разносил заражение по всему организму, иссушая каждую клеточку, отнимая мою жизнь. Оставалось только одно желание — развернуться и убежать. Убежать от снова ощетинившегося и помрачневшего мира, и больше не позволять ни одному человеку задержаться в моем сердце. Я не заслуживаю этой боли, я не сделала ничего по-настоящему плохого. Я любила родителей, я обожала брата, Таня стала моим личным уголком рая, и даже Каллены перестали казаться вражеским лагерем. А сейчас все рушилось, как целенаправленно взорванная постройка. На ее месте останется лишь груда обломков и удушающий дым, а потом голая земля без единого напоминания о прошлом.

Порыв холодного воздуха из-за непредусмотрительно открытой двери обдул мои ноги и разметал волосы; на плечо легла ледяная ладонь. Я уже начинала привыкать к этому назидательном жесту доктора.

— Идем в кабинет, Лиз, — тихо произнес он и подтолкнул меня к лестнице, заставляя оставить позади бессмертных девушек, щебечущих смертные сплетни. Они совершенно меня не замечали. Я никто. Безликая тень. Молчаливый ассасин. Мокрое место на безупречном блистающем горизонте вселенной вампиров.

Я машинально переставляла ноги. Пустота распространилась внутри настолько, что, казалось, мои сердце и легкие звенят, как китайские расписные бубенцы. Полное безразличие матери уже не расстраивало и не пугало меня; я пришла в исступление. Я почувствовала себя розовощекой, изящно сделанной говорящей куклой, с которой ей было приятно развлекаться до поры до времени. Lollipop Lizzie [2]. Кукла радовала ровно до того момента, пока не раскололся фарфор и не показался зародыш личности, способный на несогласие, на гнев, на необъяснимую грусть.

Карлайл безмолвно шел следом. Его непривычное поведение бередило мою тревогу. Я была готова к любому решительному и бескомпромиссному поступку с его стороны — вроде домашнего ареста или назначения личного водителя для поездок в школу — но доктор был отстранен и как будто слегка сконфужен. Неужели капитан Каллен уступил место у штурвала госпоже Денали? Если Карлайл уже не раз показывал свой стержень, то Таня на моей памяти никогда не выступала в роли диктатора. А неведение пугало еще сильнее.

_____

[2] Lollipop Lizzie — Леденцовая Лиззи

_____

Я забилась в самый угол докторского дивана и отвернулась лицом к стене, чувствуя себя отвратительно. В голове так и не прояснилось ничего существенного о вчерашнем вечере. Я смутно помнила лишь задорный смех Мэнголда, его беспечный и слегка развязный вид. Если мне не изменяет память, он даже немного походил на человека, на нормального веселого парня. А наличие словосочетания «нормальный парень» и фамилии «Мэнголд» в одном предложении казалось уж слишком неправдоподобным. А что, если он подмешал мне что-то в бутылку и… Хотя нет, мы ведь оба пили.

Я сглотнула и перевела мгновенно одичавший взгляд на бдевшего надо мной доктора, который с задумчивым видом откинулся на спинку кресла и, сложив ладони на жилете, пребывал в прострации. Такое ощущение, что у них с Таней уговор: говорить с ней (то есть со мной) как можно меньше, заставить паниковать и нервничать, почувствовать себя ущербной и брошенной. Но это же Карлайл… Блюститель порядка, ярый антагонист любым бесшабашным и необдуманным поступкам, он не допустит психологического садизма. Или же и его терпению пришел конец, и его уравновешивающие слова закончились. Быть может, он ждал возможности поскорее вернуть меня непутевой матери.

Карлайл плавно выпрямился и устремил сосредоточенный взгляд на дверь, неосознанно предупреждая меня о скором прибытии Тани. Она появилась в кабинете едва ли не эффективнее Тони Старка, приземляющегося в костюме Железного Человека на землю и поднимающего вверх едкую пыль. Она была ангельски прекрасна, как в ту ночь, когда обнаружила меня в бескрайних Деналийских сугробах, холодна и колка, как сковывавший меня снег. Моя мать. Моя погибель…

Таня приближалась к дивану неспешно, как будто была в кабинете впервые; или хотела еще дольше потянуть время. Она никуда не торопилась, задумчиво рассмотрела все до одной картины, а потом непривычными вертлявыми движениями устроила легкое пальто и кожаный клатч в тон туфлям в кресле напротив доктора.

Горло как будто перетянули тугой кабельной стяжкой, пока темные выразительные глаза буквально прожигали внутри меня дыру, залезали под кожу.

— Как ты думаешь, почему я вернулась? — с пугающим спокойствием поинтересовалась мама, и у меня засосало под ложечкой от мерзлоты, что чувствовалась в каждом резком движении, в вытянутой шее, в выступающих скулах.