История Нового Каллена — Недосягаемая (СИ)

— И что же было последним? — буднично поинтересовался Карлайл и зашуршал какими-то упаковками, прежде чем избавить меня от зудящей иголки в руке. Я зажмурилась, чтобы не видеть, как она плавно покидает кожу.

— Вчера я напилась до зеленых чертиков, — прошептала я одними губами. — И могла наговорить Тане все, что угодно. Что-то ужасное… Куда она ушла? Почему она вообще здесь? Она приехала меня забрать?

Я смотрела на Карлайла с мольбой. Он ответил мне долгим, тревожным взглядом, прежде чем водрузить несколько шуршащих пакетов в изножье кровати.

— Собирайся домой, Лиззи. Там ты немного успокоишься и мы все обсудим. — Доктор еще раз осмотрел меня с ног до головы, вернул карту на место и, не спеша, покинул палату, заложив свои изумительные зефирные ладони за спину. Я осталась наедине с обескураживающей паникой, похожей на огромного и тугого хищного спрута.

Таня не произнесла ни слова. Смотрела на меня с раздражением и разочарованием. Как будто она здесь, чтобы распрощаться с не оправдавшей надежд дочерью…

Опухшее и раскрасневшееся лицо было все в слезах, а руки ощутимо дрожали, когда я натягивала на липкие и холодные плечи мягкую толстовку на несколько размеров больше, чем я обычно носила. Вместо привычных джинс меня ждали мягкие тянущиеся брюки. Похоже, одежду собирал мне здоровяк-Эмметт, икона стиля «кэжуал».

Крошечное зеркало у двери, рассчитанное, вероятно, на посетителей, показало полное соответствие моего внешнего и внутреннего облика. Под красными, раздраженными от слез глазами залегли глубокие тени, губы напоминали сползающую чешую змеи. Бродяжка в машине богача.

Я распутала волосы пальцами и изможденно опустилась на кровать. Несмотря на обилие других всплывших в памяти унизительных деталей, я не помнила сказанных Тане слов. Единственный, кто мог хоть немного прояснить ситуацию, был самым противоречивым и пугающим человеком в городе. Уж лучше я услышу язвительный протокол от доктора Каллена, чем самолично попрошу помощи у взрывоопасного Мэнголда. Особенно после того, как он видел меня пьяной, с душой нараспашку.

Карлайл. До какого же состояния я довела себя, что доктору пришлось везти меня на всеобщее обозрение в больницу? Что теперь думают о нем коллеги? Как такой благочестивый и безупречный отец мог допустить подобный исход для новоиспеченного ребенка? Почему я порчу все, к чему прикасаюсь?.. Почему, почему…

— Готова? — Доктор вкатил в палату больничное кресло. С глаз пришлось смахнуть слезы, а губы сами собой сжались от недовольства. Не настолько я беспомощная.

— Я пойду сама, — с последними остатками решительности прошептала я и, спустив ноги на пол, в сомнительном равновесии закуталась в дафлкот, что висел на спинке кресла. Моя дорогая Таня опиралась на него спиной каких-то десять минут назад. Доктор наблюдал за моими усилиями из угла. Его лицо спокойно мерцало над глухо застегнутым воротником пальто. Мои слова не вызвали у него ни протеста, ни сочувствия, ни усмешки.

— Видишь на своем запястье браслет? — коротко и спокойно спросил он. Я вытянула из-под рукава тонкую пластиковую полоску. Каллен Элизабет — никак не могу привыкнуть к новой фамилии. 24 октября 1994, все верно. Пара строчек с непонятными номерами, дежурно. — Такие браслеты носит каждый пациент нашей больницы. А для всех тяжелых пациентов существует единое незыблемое правило после выписки. — И доктор указал на кресло жестом лакея, приглашающего принцессу в прогулочную карету.

— Что может быть еще более унизительным?.. Вам, должно быть, ужасно за меня стыдно… Мне так жаль, я не знала, что делала, я… — С обреченностью осужденного я упала в кресло и зарылась лицом в колени.

— Отрадно слышать, что ты осознаешь степень недопустимости подобного поведения. Значит, не все еще потеряно, — уверенно произнес доктор и толкнул наружу дверь палаты. Я уткнулась взглядом в свои лакированные полусапожки, лишь мысленно представляя, какими заинтересованными взглядами все нас провожают. Мои всхлипы становились громче, и я уже не могла их сдержать.

— Высуши свои слезы, дитя мое. Ты здесь не жертва, а прекрасный способ доказать людям, что все их домыслы относительно нашего неестественно безупречного образа жизни несколько искажены. Разве идеальный отец допустил бы такое? — достаточно тихо произнес доктор. — Меня и мою жену сейчас поносит вдвое больше человек, чем тебя. Это нам бы больше пристало плакать.

В отличие от окружающих, я не просто считала Калленов безупречными, а отлично знала, что слухи правдивы. Их лица и фигуры совершенны, их манеры неподражаемы, их мысли четки, их дома и машины роскошны, их признание в крохотном обществе непоколебимо. Они наверняка не один год выстраивали настолько доверительные отношения с жителями. Но приехала я и все испортила. А ведь это никто из них еще не знает про то, как я знатно отделала гордость школы, чуть не раскрыв всех и каждого в клане. Мисс маниакальность. Мисс катастрофа. Мисс разочарование.