История Нового Каллена — Недосягаемая (СИ)

Карлайл шумно выкатил кресло на улицу. Я до последнего момента боялась поднять глаза от темно-серого и привычно влажного асфальта под колесами. Боялась, что увижу ту, которая теперь может стереть меня в порошок одним косым взглядом, иссушить, даже не касаясь смертоносными зубами жилки на моей шее.

Доктор остановился в полуметре от моей машины, и я чувствовала, как предательски трясутся колени — настолько я боялась поднять взгляд на обладательницу пугающе высоких алых туфель. Таня белокурым серафимом возвышалась надо мной, спрятав потемневшие не то от жажды, не от раздражения глаза за неуместными солнцезащитными очками. Она выглядела холодно и отстраненно, и, скользнув на переднее сиденье Порше, так и не сказала мне ни слова.

Карлайл галантно открыл для меня заднюю дверь, и я медленно перебралась внутрь. Я с болью смотрела на тонкие кисти самых ласковых рук, настраивающие температуру в салоне, чутко подстраиваясь под человеческие нужды. Тишина давила на меня, как неподъемная штанга, что расплющивает грудь спортсмена, переоценившего свои возможности — я слышала, так как-то раздавило одного хвастуна в моей первой школе. От ее полнейшего бесстрастия я словно проглотила язык; она всем своим видом показывала, как ее воротит от моего присутствия. Как такое могло произойти, где я оступилась, как разрушила свою последнюю опору во враждебном мире? За какую-то неделю я успела испортить все настолько сильно, что потеряла мать. Снова. Я не выдержу второго раунда смертоносной игры с потерей всех, кто был мне дорог. Если это и правда, так пускай не томит. Уж лучше быстро переломить шею, увидеть, как закатываются стекляшки глаз, как с губ срывается последний вздох, чем заниматься моральной экзекуцией. В прошлый раз все хотя бы случилось быстро. В падающем салоне никто не измывался надо мной, медленно отстраняя вожделенное семейное тепло.

Карлайл наконец занял свое водительское кресло и не спеша двинулся к выезду с парковки. Ни со мной, ни друг с другом они не перемолвились ни словом. Как долго Таня пробудет здесь? Как много успела высказать Карлайлу? Кто из них теперь ненавидит меня сильнее?

— Твоя новая жизненная цель — вылететь через лобовое стекло при торможении? — спокойно осведомилась мама, и я поперхнулась воздухом, моментально перетягивая через себя ремень безопасности. Мои загнанные глаза жадно изучали ее хладнокровное отражение в прямоугольном зеркале.

Я могла сколько угодно долго и громко кричать в трубку, требовать объяснений через скайп, но стоило только увидеть эту холодность, это безразличие и праведный гнев вживую — и я теряла пыл, чувствовала себя бессильной, ненужной, по-настоящему уязвимой.

— Мне… так жаль, что я… сотворила все это, — шепотом начала я.

Голос сбивался на рев от каждого брошенного взгляда, от жестоко поджатых губ, от неспокойных мыслей, что вились в моей голове. Даже Карлайл уже поглядывал на меня с тревогой, но Таня так и сидела неподвижной статуей, заслоненная от меня солнцезащитным щитом.

— Марвел. Мама. Мамочка. Я сорвалась. Я совершенно ничего не помню, и прошу у тебя — у вас обоих — прощения за вчерашний вечер. Что бы я не сказала, я не желала навредить, я только…

Я была готова унизительно пасть ниц, подчиниться непредсказуемой воле бессмертных опекунов без сопротивления, но, кажется, испортила все необратимо.

— К чему мне твои извинения? — хладнокровно оборвала меня Таня, и я изумленно раскрыла рот, впиваясь взглядом в ее очаровательное даже в своей желчности лицо. — Твои поступки говорят сами за себя. Обсудим дома.

Доктор медленно повернул голову в сторону матери. В его профиле читалось поражение не меньше моего. Таня отвернулась от нас обоих и стала увлеченно смотреть в окно, за которым расплывался будничный утренний смог. Я сморгнула слезы и обняла себя за сведенные шоком плечи, откидывая голову назад и обессиленно закрывая глаза. Спасения ждать неоткуда. Я обречена.

***

На пороге благоухающего и светлого дома семьи вампиров меня оставили одну. Таня с очаровательной улыбкой на губах отправилась любезничать с Розали и Элис. Они обнимались, обменивались нежными фразами и выглядели, как счастливые подруги после долгой разлуки. Там, в недоступном окружении Королевы Каллен и модного критика, сияла моя мать. Та, с кем я ехала в машине — лишь ее злой дух, питающийся моими страданиями. Когда мы с ней сидели в кафе в Форксе, она бросила неоднозначную фразу о том, что мне бы очень не понравилось увидеть ее в гневе. Сейчас я отдала бы все, что угодно, чтобы моя дурная башка прислушалась к этому, прислушалась хоть к кому-то, кто бы меня остановил и уберег от судьбы беспризорной, никому ненужной Мишель Элизабет… Кингсли? Денали? Каллен? Да черт его знает.