История Нового Каллена — Недосягаемая (СИ)

— Откуда эти формальности, моя ласточка? Ты плачешь, а я умею слушать. Расскажи, что мне сделать, чтобы ты не плакала.

Между ее бровями залегла глубокая складка и она неуютно поежилась. Ровные белые зубы впились в побелевшую нижнюю губу. Глубоко под действием чар все еще топорщился детский, никогда подводящий страх. Но, городская дурочка, она давно разучилась прислушиваться к инстинктам, повелась на его красоту. Какой бы смехотворной не была ее печаль, боль от нее чувствовалась не хуже раскаленного клейма, и нужда поведать кому-то о беде пересилила здравый смысл.

— Ничего вы не можете сделать, сэр. Разве что подарить мне новые мозги. Я в выпускном классе… — Она прошептала это с такой горечью, как будто признавалась, что проклята. — Я все никак не могу повысить средний балл, а на носу очередные экзамены. Срок приема заявок в университеты вот-вот закончится, а я так и не смогла написать толкового сочинения… — Она безнадежно покачала головой и глубоко вздохнула. Деметрий чувствовал, что это еще не все, что главная тайна остается отчаянно сокрытой, и вопросительно поднял смоляные брови.

— А еще!.. — Голос сорвался на рваный плач, она вырвалась из его рук и упала головой в острые коленки. — Еще меня бросил парень, с которым мы должны были пойти на выпускной!

Деметрий вздохнул в притворном сочувствии. Он опустился рядом на скамью и привлек девочку, слишком поглощенную рыданиями, чтобы сопротивляться, к себе. На виске проступила соблазнительная жилка. Сейчас, когда лицо было скрыто за белокурыми локонами, представить на ее месте Элизабету не составляло труда. В горле стало тесно, челюсть свело от требующего излиться яда. Деметрий в предвкушении приоткрыл рот, но продолжал сдерживаться. Пускай поживет еще несколько минут. Счастливые люди не только ярче светятся, они еще и куда слаще на вкус.

— Не плачь. У тебя такие удивительные глаза. Жаль мутить их слезами. — Голос скользил, словно шелковая сеть. Он обхватил ее крепче, прижал ближе. Их лица почти соприкасались, и он мог бы поклясться, что увидел тот самый момент, когда здравый смысл покинул ее детское мышление, оставив за собой лишь безрассудное неопытное желание.

Вампиры, по крайней мере те, кто уважает собственное достоинство, никогда не кормятся, кем попало. К этому надо иметь определенное призвание, определенную склонность быть уничтоженной. В этот раз он сорвал джекпот. Пусть пока вместо отчаяния погибшего таланта он вберет в себя обыкновенную горечь разбитого сердца, но, по крайней мере, ему обеспечен изысканный ужин.

— Кто… — Последняя капля терпения впиталась в гранит его древнего сердца. Он прервал ее сбивчивую речь жадным, требовательным поцелуем. По ее щекам катились слезы облегчения, оставляя на рукавах серой мантии черточки темных следов. Не прерывая поцелуя, он разорвал на ней пальто, сжал в кулаке еле заметную под рыбацким свитером грудь. Она не пыталась его остановить, она отдавалась ему целиком.

Он распустил пряжу, мысленно отметив, что впервые за несколько сотен лет девушки снова не носят дурацких, по его мнению, бюстгальтеров. Прикосновение молодой неопробованной кожи обожгло его, и он наконец позволил голоду взять свое. Он отнял губы и в последний раз посмотрел на помутившееся в игре воспоминания лицо.

— Элизабета… — Это были его последние человеческие слова. Глаза разомлевшей девочки распахнулись, как по щелчку, но было поздно. Он бросился на нее, прижав всем своим весом к жесткой спинке скамьи, и, накрыв ладонью рот, заглушив не успевший раздаться жалобный крик, впился прямо в крошечную, пронизанную драгоценными зелеными жилками грудь.

Эйфория длилась минуту. За пару глотков он высушил ее до капли и теперь, отстранившись, равнодушно взирал на нее, тонкую, безвольную, и безжизненную, сверху вниз.

Ничего общего с Элизабетой. Не то, не то. Что же, по крайней мере, в груди поутихла жаровня, и теперь он может спокойно полюбоваться на суровое, прекрасное зимнее море, обрамленное, словно в византийскую тиару, в городские огни.

Он уложил голову еще теплой незнакомки себе на колени, откинулся на скамью, и, глядя в ржавое небо, принялся с ленивой нежностью перебирать спутанные завитки самой дорогой на свете платины.

— Элизабета, пойми меня, Элизабета… — прошептал Деметрий на своем родном наречии, забываясь в кратковременном покое. — Я лишь хочу получить то, что однажды упустил…

========== Глава Шестнадцать ==========