История Нового Каллена — Недосягаемая (СИ)

На столе возвышался дурацкий стакан с десятком идеально заточенных карандашей, тонкая алюминиевая рамка, в которой красовалась необъятная гора Мак-Кинли, и подставка для папок. Мне захотелось сгрести чужую канцелярию в малопонятную кучу и навечно спрятать в ящик стола, но что-то меня остановило. Виски свербили. Я крепко зажмурилась, сжимая и разжимая ладони в кулаках и падая обратно в мягкое кресло, легонько скрипнувшее под моим весом. Мне даже не хватило сил на то, чтобы посмеяться над названием сети Wi-Fi — Cullen Cadoodles. Я буквально заставила себя открыть браузер, ввести в строке поиска название сайта и начать отчаянно вспоминать логин и пароль, чтобы прочесть немногочисленные отзывы на блог, посмотреть очередную подборку прелестных фотографий с любимыми актерами (обожаю Хиддлстона!) и раствориться в бессмысленности интернета. Лучше отморожение интеллекта, чем чудовищное неистовство, способное за несколько секунд разнести половину необжитой комнаты.

Руки сами дотянулись до тех самых карандашей и, вместо очередного портрета непревзойденного Локи, стали выводить фигуристого велосипедиста со стаканом смузи в руке. Легкие штрихи, плавные карандашные линии, легкие тени и через десяток минут мои пальцы снова серые от грифеля, а в голове приятная пустота смешивается с выученной наизусть и прилипшей навеки сонатой Шуберта.

Насколько ей, должно быть, тяжело. Всякий раз смотреть на Кейт и Гаррета, Кармен и Елеазара и вместо своей второй половинки видеть меня. Встрепанную от ночи, полной кошмаров; с кружкой горячего какао, тонкие капельки которого медленно скатываются и марают ее белоснежное постельное белье; или в бессильном приступе негодования от того, что картина, над которой я корпела целую неделю, не удалась. Но всякий раз, когда после долгих лесных прогулок я сваливалась с температурой, когда одиночество давило до невыносимой боли в груди, а от ужасных снов пропадал аппетит, моя Марвел была рядом. Оставалась в постели до самого утра, перебирая мои спутанные волосы, рассказывала тихим вкрадчивым голосом бесконечные истории за сотни прожитых лет и совершенно не заботилась о пропущенных свиданиях, о гризли, счастливо избежавшем незавидной судьбы, о той опасности, что грозила семье из-за моей осведомленности касательно их сущности. Как уютно и защищенно я чувствовала себя в теплом шале, как треск дров и неслышно падающий снег заставляли меня поверить, что нашему маленькому, сотканному из тонких сахарных нитей мирку ничто и никогда не будет угрожать…

Я до боли закусила губу и перевернула плотную страницу своего скетчбука, начиная рисовать тонкий силуэт девушки. Когда на ее спине мягкими волнами стали вырисовываться локоны, пришлось отбросить карандаш. Здесь требовались легкая, бледная акварель, придающая картине завораживающую водянистость, прозрачную дымку недосказанности. Я устроилась на теплом полу в мягком свете, льющемся от фонариков и глубоко вздохнула, прежде чем наполнить маленькую емкость остатками воды из бутылки и расчехлить набор с кистями. Чемоданы я так и не разобрала.

Признаться, я даже не заметила, что на лес стали опускаться тени. Блеклого света от маленьких желтых огоньков светящейся гирлянды вполне хватало для моего стремительного творческого порыва. Хватало ровно до тех пор, пока комната не погрузилась в темноту от заснувшего моноблока.

Я тихо вздохнула и приблизилась к свету на одно короткое мгновение, дописывая краткую фразу на рисунке и с треском выдирая его из любимого блокнота. Быть может, я совершенно зря расстроила сегодня Таню своими разговорами? Ведь она абсолютно не заслужила моей взрывной дерзости, колких фразочек и непреодолимого эгоистичного желания показать, насколько же меня, на самом деле, не устраивает нынешнее положение. Ее благие порывы меня защитить вызывали во мне иррациональную реакцию. А я всего лишь боялась потерять свою единственную дорогую сердцу семью. Особенно бесконечно заботливую, предупредительную, очаровательную маму…

На полу развернулась тонкая полоска яркого света из коридора, и я стиснула в руках свой рисунок, чувствуя как глаза колет непрошеная влага.

— Ты чего сидишь в кромешной тьме? — ласково произнесла Таня, и за моей спиной загорелся ночник, озаряя комнату блеклым сиянием.

Ледяные ладони неуверенно легли мне на плечи, и я, как домашний ужик, вывернулась в Таниных руках, крепко обнимая за шею и сжимая челюсти до скрипа зубов. Ей не нужно было ничего говорить, чтобы мы поняли чувства друг друга. Разве вообще нужны в такие моменты слова? Я зарылась в ее мягкие волосы и крепко зажмурилась, чувствуя, с какой силой она прижимает меня к своей груди.

— Я не могу даже представить свое утро без тебя… — прошептала я едва слышно, чувствуя как теплая слеза скатывается по моей щеке.