— Да нет у меня проблем! Не нужна мне помощь! Ты что, отправила меня сюда на принудительное психиатрическое лечение?! — Тон моего голоса моментально вскочил, и я обреченно покачала головой, закрывая лицо ладонью и представляя себя в комнате, обитой мягким поролоном. — Все у меня было просто превосходно до того самого дня, как ты объявила об этой бесполезной поездке, ссылаясь на какую-то мнимую опасность! Сознайся, тебя ведь просто недотрах замучил? — В глазах Тани вспыхнула ярость, и она резко вскочила на ноги, отчего вместо её прекрасного лица я смогла лицезреть мраморные коленки. Она была в одном только шелковом халатике. Только-только выбралась из постели своего мужика.
— Забери свои слова назад, Лиззи, — её голос звучал как тихое рычание, как механический рокот заведенного, неистового автомобиля.
Я упрямо сжала губы и отвернулась, собираясь быть максимально искренней.
— В глазах местных вампиров я выгляжу как идиот-социофоб, любые слова которого звучат дерзко и язвительно. Потому что я смертная. А с чего это, скажи мне, я должна вести себя иначе, когда меня насильно выталкивают за порог и заставляют страдать, ничего не объясняя? В этой жизни мне нужна была только ты! Ты заменила мне все, что я потеряла, а сейчас… — Из моего горла вырвался всхлип, и я замотала головой, пытаясь прогнать из ушей оглушающий грохот пульса. — А сейчас я вижу, что ты меня бросила. Наигралась в мамочку и соскучилась по прежней жизни без ограничений. Уж лучше бы ты тогда оставила меня умереть в этом чертовом лесу. — Мой голос сорвался на последнем предложении, и я оттолкнула планшет, чтобы она не видела слезы, предательски выступившие на глазах и прочертившие соленые дорожки на разгоряченных щеках.
— Лиззи… Ты ведь так не думаешь на самом деле?.. — донесся ее тихий шепот. Я почти бесчувственно наблюдала за тем, как набухшие капли разбивались о гладкий дубовый паркет.
— Вот и попробуй разобраться в этом из Японии, — ответила я так же тихо и дотянулась до кнопки, прерывающей нашу связь.
В моем сердце словно вскрылся гнойный нарыв, заливающий все органы, обостряющий до невозможного чувства, с каждой следующей секундой поражающий все новую клетку своим ядовитым содержимым.
Я не могла спать, не могла кричать, не могла рыдать — мозг периодически отключался, и то и дело я вздрагивала от исчезающих, как вода между пальцев, картинок. Голова пульсировала, желудок превратился в извивающегося на сковородке ужа. Я чувствовала себя отравленной и больной до кончиков пальцев.
В какой-то момент на мой взмокший лоб легла ледяная ладонь, и я дернулась, в темноте ночи не в силах опознать своего посетителя. Что-то моментально охладило мой пыл, потушило неукротимое пламя из боли, и я нырнула в непроглядные глубины подсознания. Я уплыла куда-то далеко, где всегда светило солнце, где мы с братом играли в прятки, выдували мыльные пузыри и делали цветные отпечатки ладоней на белоснежной бумаге. Но свинцовые тучи всегда находили щель, чтобы проникнуть в мой золотистый прекрасный мир, застилали бесконечный лазурный небосклон, едкий дым от горящих двигателей снова прорывался в салон, и вместо прелестных ямочек на пухлых щечках, вместо голубых с прищуром глаз я видела, как шевелятся тонкие губы внезапно повзрослевшего мальчугана, в чьих глазах застыл ужас от приближающегося неминуемого конца…
Меня выдернуло из отвратительного тяжелого сна так резко, что я села в постели, сминая в ладонях льняные простыни и пытаясь отдышаться. Я чувствовала себя скользким зеленым куском липких водорослей, которые выкинуло на длинный галечный пляж, где им придется засыхать и запекаться на обжигающем, неумолимом солнце.
Судя по времени, я чуть не проспала в школу. Я едва не перевернула лампу на прикроватной тумбе и ударилась мизинцем ноги о дверной косяк. Путь до ванной высушил меня до капли. В голове творился полный хаос, меня качало из стороны в сторону, руки не слушались. Баночки с неизвестным содержимым одна за другой валились на кафельный пол, а сколько бы воды я не пила, все никак не могла утолить жажду в саднящем, словно после долгих криков, горле. Кроме чудовищной головной боли из ощущений не осталось больше ничего. Я была настолько изнурена, что чувствовала себя пустой бездушной оболочкой, отделяемой от внешнего мира только теплым свитером.
— Мне казалось, сегодня ты захочешь остаться дома, — доктор заложил в книгу закладку и обратил на меня свой оценивающий взор. Он сидел в мягком кресле у горящего камина, где, скорее всего, провел всю ночь.
С грохотом мой рюкзак приземлился на паркетный пол, и я медленно прошествовала на кухню, нажимая на кнопки кофемашины и понимая, что вместо желаемого эспрессо сделала свой обыкновенный латте. Ничего нельзя было удержать в голове…
— Вы же сами сказали, что никогда нельзя предсказать, что может понравиться или хотя бы слегка отвлечь, — мой голос звучал хрипло, словно всю ночь я надрывала глотку или опустошала щедрый Деналийский погреб с вином.
— Ты очень бледна и совсем ничего не ешь. Тебе не стоит сегодня ходить в школу.