Если метресса была возлюбленной лишь в исключительных случаях, то с другой стороны, как тип, она была формой, в которой только и можно было решить стоявшую тогда на очереди проблему галантности.
Галантность покоится на многообразии и разнообразии. Институт метресс позволял решить обе эти задачи. Любовниц можно менять, если угодно, каждый месяц и еще чаще, чего нельзя делать с женой, подобно тому как любовниц можно иметь целую дюжину или можно быть любовницей многих мужчин. Так как институт метресс столь удачно разрешал проблему галантности, то общество и санкционировало его: никакое позорное пятно на метрессу не ложилось. Это так же логично, как и то, что господствующие классы видели в этом институте исключительно им принадлежавшую привилегию. Сожительница-мещанка была в их глазах существом в высшей степени презренным. И так как в эту эпоху все сосредоточивалось вокруг абсолютного государя, то он имел специальное право содержать любовниц, и в княжеской метрессе кульминировали все тенденции этого учреждения. Государь без любовницы был понятием диким в глазах общества. Государи, индифферентные в половом отношении, содержали поэтому фиктивную метрессу, любовницу напоказ, как Фридрих I Прусский в лице графини Кольбе-Вартенберг. О положении метресс при французском дворе Гастон Могра говорит: «Место официальной любовницы было равносильно официальной должности. Официальная метресса тесно связана с личностью короля. Она следует за ним во все его летние резиденции, имеет свои комнаты в Версале, получает определенное жалованье, а министры работают в ее покоях. Все остальные дамы королевской постели распределены соответствующим образом, и каждая из них занимает особое место, особый ранг».
Так как в культе метрессы кульминировал и весь культ женщины, то понятно, что он достигал своих чудовищных форм лицом к лицу с королевской любовницей. Обыкновенно она стояла выше даже законной супруги, часто не более как машины для производства наследников. Г-жа Монтеспан, знаменитая метресса Людовика XIV, имела в Версале двадцать комнат в первом этаже, тогда как королева занимала лишь одиннадцать во втором. Фридрих II, король Прусский, представитель так называемого Просвещения, покрыл стены замка Сан-Суси откровенными портретами своей любовницы, балерины Барберини, великолепный зал этого дворца был посвящен ее прославлению, — а королева была изгнана со двора и не имела права даже издали смотреть на Сан-Суси. Это возведение любовницы государя в сан высшего божества выражалось теми почестями, которые обязательно ей оказывались.
Метресса en titre (официальная) являлась, как равная, рядом с легитимными государынями в обществе. Перед ее дворцом стоял почетный караул, и часто она имела к своим услугам почетных фрейлин. Шлейф г-жи Монтеспан несла гофмейстерина, герцогиня де Нуайль, а шлейф королевы — простой паж. Выезжала она всегда с эскортом взвода лейб-гвардии. В одном посвященном ей описании говорится: «Где бы она ни появлялась, губернаторы и интенданты устраивали ей почетные встречи, сословия посылали депутации. В запряженной шестью лошадьми колеснице, за которой следовала другая, также запряженная шестью конями, где сидели ее фрейлины, путешествовала она по стране. Потом следовал багаж, семь мулов, сопровождаемых двенадцатью всадниками. Словно находишься в мире сказок Перро».
Подобным же образом чествовали официальных фавориток и при других дворах. Когда Август Сильный был избран королем польским, коронационная церемония превратилась в чествование тогдашней официальной фаворитки, графини Эстерле. Барон Пелльниц сообщает: «Получив диплом на избрание, король поехал в Краков, где короновался с большой пышностью. Графиня Эстерле сопровождала его. Коронация возлюбленного превратилась в своего рода триумф для нее. Она смотрела на всю церемонию из ложи, устроенной для нее в церкви, и было замечено, что, когда король направился к алтарю, он оглянулся на свою любовницу, точно желая сказать, что ей он будет курить фимиам и ей принесет в жертву свое сердце».
О почете, которым Карл Александр Вюртембергский окружил свою любовницу Агату, бывшую балерину, говорится в уже цитированных «Знаменательных событиях дома Вюртембергов»: «Люди повели иную речь, когда увидели, что предназначенный для наследного принца дом стал дворцом г-жи Агаты. Однако это еще не все: к ее услугам были лакеи герцога, драгоценности герцогской фамилии, придворные экипажи — все. Гайдуки и пажи-аристократы должны были служить ей. Она сделалась главнейшей особой не только при дворе, но и во всей стране. Из-за нее откладывались празднества. День ее рождения, ее именины, наконец, все дни, посвященные ее святой, праздновались при дворе и в столице. Часовые брали перед ней на караул. Министры и лакеи должны были являться в мундирах и ливреях-гала, зажигались фейерверки, все по приказанию и в честь г-жи Агаты».