Платок, который дама накидывала на шею и плечи, имел на первый взгляд целью скрывать модное декольте в такие моменты, когда оно считалось по общему убеждению неуместным, например, дома во время работы, при посещении церкви и т. д. Так как, однако, все всегда складывается ко благу — не благочестивого, правда, а именно грешника, — то и это средство поднять нравственность послужило лишь для вящей безнравственности. Другими словами: оно сделалось одним из утонченнейших средств женского кокетства. Так как платок накидывался на плечи только слегка, то он уничтожал ясные линии покроя, позволяя обладательнице красивой груди делать вырез еще глубже, чем требовала мода. А этот излишек выреза женщина показывала лишь тогда, когда это соответствовало ее особым целям. В один миг она могла показать все или ничего. Она могла пройтись по улице или появиться в обществе в самой приличной позе, однако в надлежащий момент удовлетворить самый смелый каприз, свой или чужой, так как было достаточно простого движения или шутливой выходки ухажера, чтобы сбросить платок.
Кроме этой важной функции в интересах кокетства платок исполнял, впрочем, еще и другую задачу в деле эротического воздействия женщины на мужчину. Он усиливал действие декольте приблизительно так, как и вуаль. Затушевывая временно ясные контуры груди, платок тем самым возбуждал воображение мужчины, разжигал его любопытство, доводил его до желаний, чем достигалась главная цель кокетства. Если у неимущих классов этой цели служил платок, то у имущих классов кружевное фишю[31]
или драгоценная шаль. Но фишю и шаль одинаково мало скрывали, по замечанию остряков, красивую грудь; в обоих случаях достаточно малейшего дуновения ветра, чтобы раскрыть грудь: ибо, как выражался Виланд, платок не что иное, как «сотканный воздух». Нет поэтому ничего удивительного в том, что фишю и шаль играли такую огромную роль во флирте.Веер, ставший ныне в Центральной Европе лишь деталью бального туалета, был в эпоху старого режима, как во все времена в южных странах, неизменным спутником женщины. Он относился к числу самых важных туалетных принадлежностей не только светских дам, но и жен и дочерей среднего и мелкого бюргерства. Вполне естественно, что он с самого начала сделался важным средством кокетства, так как уже пользование им для естественной цели давало кокетству благодарнейший материал. Красивую руку, изящную кисть, грациозный жест, изящную линию — все это можно было при помощи веера выгодно подчеркнуть или дольше продемонстрировать публике, чем иным каким-нибудь способом. Так же рано и так же естественно возник и знаменитый разговор при помощи веера, позволяющий женщине в любой момент вступить с мужчиной в интимную беседу, непонятную для непосвященных. Путем известных движений веера женщина могла пригласить мужчину подойти, сказать ему, что она готова пойти навстречу его намерениям, назначить время свидания, сообщить, придет ли она или нет. Нежным жестом опуская веер, дама признается побежденной, гордым движением развертывая его, она хочет сказать, что непобедима. Нежность, любовь, отчаяние — всю шкалу аффектов может передать веер. Этим искусством, в котором и теперь еще испанки мастерицы, в эпоху старого режима владели почти все женщины.
Многочисленные иероглифы веерного языка еще не исчерпывают всего репертуара, который веер исполнял на службе галантности. Довольно важная роль его заключается, между прочим, в том, что он позволял женщине скрывать то или другое настроение, отражавшееся на ее лице, скрывать чувство неудовольствия или же удовольствия, наконец, симулировать то или другое настроение, например стыдливость, оставаясь при этом в рамках данной ситуации. Другими словами, веер позволял в XVIII веке женщине быть активной и пассивной участницей грандиозной оргии непристойности, устраиваемой ежечасно светским обществом словами и поступками. Прячась за веером, дама могла выразить свое одобрение дерзкой смелости; развернув веер, она могла вызывать на флирт жестами, скрывать этот флирт от чужих взоров, отвечать на него и т. д.
По всем указанным причинам веер неминуемо должен был стать неизменным спутником женщины. Без веера она была беззащитной, была подобна воину, противостоящему в битве с голыми руками закованному в броню неприятелю. И потому она никогда и не расставалась с веером. В своих мемуарах одна молодая англичанка замечает: «Мне подарили также несколько вееров. Для девушки достаточно одного, но мы ходили с веерами, как японки; мне подарили один для улицы, один для утра, другой для вечера и, наконец, еще один для особо торжественных случаев». Неудивительно, что в эту эпоху вееру был устроен настоящий апофеоз, что он сделался драгоценнейшим предметом в руках женщины и что художники старались довести его до совершенства — как декоративность, так и форму.