История нравов. Галантный век

Брак в среде аристократии и крупной буржуазии носит явно условный характер. Гастон Могра справедливо замечает: «Тогда не стремились даже соблюдать внешнюю видимость, как это делается теперь. Брак — торговая сделка, и на него смотрят, как на торговую сделку. Он — семейный договор, от которого старательно устранены те, кто наиболее в нем заинтересован, и если их и приглашают потому, что их присутствие необходимо».

Сотни ярких примеров из жизни всех стран доказывают, что люди тогда отказывались даже от самой скромной идеологической ретушевки, что слово «любовь», как смешное, как немодное, прямо запрещалось при бракосочетаниях. Этот цинизм имеет свой экономический корень. Представительство — выставление на показ себя, своего имени, своего сословия — таков единственный закон эпохи, и поэтому решающее значение имеют лишь средства, облегчающие его осуществление, На нераздельно связанный с таким положением вещей адюльтер также смотрели, как на пустяк, ибо он не грозил главной цели брака. Так как представительство требовало все больших сумм, то в XVII в XVIII веках число браков между сыновьями аристократов и дочерьми крупных буржуа, вернее, между аристократическими родословными и буржуазными денежными мешками также возрастало. Ничто уже не разъединяет там, где объединяют деньги. Менее всего выгодной сделке мешают религиозные соображения. В «Затмении нравов» говорится, что религиозное исповедание регулируется в зависимости от брака, «обычно по желанию мужа». Даже «жиды» получают равноправие, раз они готовы креститься. В салонах богатых еврейских финансистов толпятся графы, принцы, маршалы и грубо, жадно домогаются руки дочери. Что тут удивительного, если сам Людовик XIV снимает шляпу перед шестьюдесятью миллионами финансиста-еврея Самуила Бернара.

Правда, своих феодальных замашек обанкротившаяся аристократия не забывает, вспоминая о них тотчас же, как брачный договор обеспечил за ней добычу. И тогда она во всеуслышание заявляет: «Это была жертва, принесенная имени». И эта жертва освобождала аристократа от всяких обязанностей по отношению к жене, от любви и даже уважения, и часто уже в самый день свадьбы. Жена-мещанка должна отныне считать для себя великой честью, если один или два раза забеременеет от маркиза, графа или герцога и что она носит его светлейшее имя — этим часто исчерпываются все супружеские отношения между ними. Впрочем, крупная буржуазия и не стоила иного обращения. Презрение, с которым аристократия ставила на место мещанскую родню, нисколько не мешало буржуазии усматривать высшее честолюбие в том, чтобы устраивать своих дочерей на феодальном ложе. Шамфор метко заметил: «Мещанство по своей глупости считает для себя честью превращать своих дочерей в навоз, удобряющий землю знатных господ».

В отличие от дворянства и финансовой аристократии среднее и мелкое мещанство не знало такого цинизма: в этой среде коммерческий характер брака старательно спрятан под идеологическим покровом. Мужчина здесь обязан довольно продолжительное время ухаживать за невестой, обязан говорить только о любви, обязан заслужить уважение девушки, к которой сватается, и продемонстрировать все свои личные достоинства, — словом, он должен завоевать ее любовь, доказывая ей, что достоин этой любви. И так же обязана поступать она.

Однако и в этих классах формальная свобода при бракосочетании не более как химера, и только близорукий может не видеть, что это так. Обоюдная любовь и взаимное уважение появляются почему-то только тогда, когда улажена коммерческая сторона дела. Ибо эта с виду столь идеальная форма взаимного ухаживания в конечном счете не что иное, как та идеологическая форма, при помощи которой каждая из заинтересованных сторон проверяет правильность коммерческой сделки. В означенных кругах это сделать несколько труднее, чем там, где состояние определяется деньгами, всем известными цифрами или крупной земельной собственностью, допускающими такую формулировку, как «у нас деньги, у вас имя».

Чем ограниченнее к тому же собственность, тем строже обе стороны должны совершать проверку, так как малейшая ошибка в небольших цифрах легко может опрокинуть всю комбинацию. Наиболее ценимая мелким мещанством добродетель — бережливость. А только более или менее продолжительное наблюдение может достоверно выяснить, бережлив ли человек. Эта обстоятельная проверка и облекается в форму взаимного ухаживания. Мужчина доказывает свою солидность верностью, девушка свои необходимые хозяйские способности — скромностью, преданностью, нравственностью и т. д. Убедительным аргументом в пользу преобладания в данном случае чисто материальных мотивов служит, впрочем, то обстоятельство, что именно в этих классах особенно косо смотрят на внезапно вспыхивающую страсть, на «любовь, рождающуюся с первого же взгляда» и с первого же момента своего возникновения готовую связать на всю жизнь.