Читаем История нравов. Галантный век полностью

По нашему мнению, это была вовсе не продажа жен в строгом смысле слова, как думают многие писатели, то есть пережиток варварского прошлого. Уже по одному тому, что случаи продажи отцом дочерей чрезвычайно редки, и потому, что бывали также случаи продажи мужей женами. Нет, здесь речь идет о последствии вышеописанной легкости вступления в брак. Подобная продажа заменяла, вероятно, в низших классах слишком дорого стоивший развод. Едва ли может быть сомнение в том, что меновая цена, не превышавшая, как нам достоверно известно, нескольких шиллингов, была не более как символом того, что мужчина или женщина отказываются от всех супружеских прав друг на друга.

Так как этот символ выражался в виде цифры, то и этот обычай становится характерным документом в пользу денежной основы тогдашнего брака. Брак дает «права собственника», а в случае развода супруги отказываются от своей «собственности».



Так как абсолютизм был не органическим образованием, а лишь политической возможностью, обусловленной определенным уровнем развития буржуазии, то и его житейская философия не отличалась самостоятельностью. Абсолютизм просто шел в хвосте у буржуазии, доводя, впрочем, благодаря покоившейся в его руках власти ее тенденции до смешного преувеличения, чтобы хотя бы таким путем отличаться от нее.

Характерное для абсолютизма пресловутое эпикурейство было поэтому чисто буржуазной философией. В своей великолепной книге об этике Карл Каутский ясно и сжато обосновал это положение. Он говорил там: «Жизнерадостность и жажда наслаждения восходившей буржуазии, по крайней мере ее наиболее передовых элементов, в особенности же ее интеллигенции, почувствовали себя тогда достаточно окрепшими, чтобы выступить совершенно открыто и сбросить с себя все лицемерные покровы, которые были ей навязаны господствовавшим христианством. И как ни жалко было во многих отношениях настоящее, восходившая буржуазия все же чувствовала, что лучшая часть действительности, а именно будущее, принадлежит ей, и она сознавала себя настолько сильной, чтобы превратить долину скорби в рай, где людям будет предоставлена свобода следовать своим инстинктам. В природе и в инстинкте усматривали мыслители зародыши не зла, а добра. Это новое направление мысли нашло очень благодарную публику не только среди наиболее передовых слоев буржуазии, но и среди придворной знати, завоевавшей себе такую власть в государстве, что также считала возможным отдаться наслаждению без всяких лицемерных фраз, тем более что она была теперь отделена от черни глубокой пропастью. Знать относилась к мещанину и крестьянину, как к существам низшей породы, которым ее философия и недоступна, и непонятна, так что она могла ее свободно развивать, не боясь ослабить тем христианскую религию и этику — эти средства ее социального господства».

На этом основании жизненные идеалы крупной буржуазии и придворной знати тогда постоянно сталкивались, и оба класса представляются историку одинаково извращенными. Новый эпикуреизм ярче всего отразился в представлениях обоих классов о браке, а эти последние лучше всего обнаруживаются в изменении положения женщины.

Если в Древней Греции женщина должна была стать сначала гетерой, чтобы иметь возможность быть женщиной, то теперь она стала в среде как придворной знати, так и крупной буржуазии женой, чтобы иметь возможность быть гетерой. Впрочем, под этим словом не следует подразумевать идеальную фигуру и менее всего гордую представительницу свободной любви, которой иногда, по крайней мере, была гетера в классической Греции.

В единобрачии главная проблема брака всегда взаимная верность. Исторически правильная оценка брака в рамках известной эпохи зависит, однако, не столько от числа уклонений от закона верности, сколько от отношения эпохи к адюльтеру. Важно знать, привилегия ли он только мужа, обнаруживается ли в учащающихся случаях неверности женщины ее стремление к самостоятельности, допускается ли обоюдная неверность тайком и осуждается только формально, представляет ли она собой, наконец, даже официальный обычай, признак хорошего тона. Если все эти различные оценки вытекают прежде всего из разных потребностей классов, если все они поэтому обыкновенно существуют бок о бок в каждую эпоху, то все же — как мы не раз уже подчеркивали — каждая эпоха имеет свою особо характерную черту, так как она выстраивается на одном каком-нибудь главном экономическом законе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
Мифы и предания славян
Мифы и предания славян

Славяне чтили богов жизни и смерти, плодородия и небесных светил, огня, неба и войны; они верили, что духи живут повсюду, и приносили им кровавые и бескровные жертвы.К сожалению, славянская мифология зародилась в те времена, когда письменности еще не было, и никогда не была записана. Но кое-что удается восстановить по древним свидетельствам, устному народному творчеству, обрядам и народным верованиям.Славянская мифология всеобъемлюща – это не религия или эпос, это образ жизни. Она находит воплощение даже в быту – будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь. Даже сейчас верования наших предков продолжают жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.Для широкого круга читателей.

Владислав Владимирович Артемов

Культурология / История / Религия, религиозная литература / Языкознание / Образование и наука
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука