История о двух влюблённых

Через несколько дней Нис, верный Эвриалов сотоварищ, озабоченный, чем бы помочь делу своего друга, обнаружил харчевню, что стояла за домом Менелая и смотрела сзади в комнату Лукреции. Он заводит дружбу с трактирщиком и, осмотревши место, приводит туда Эвриала: «Здесь, — говорит, — ты можешь из окна беседовать с Лукрецией». Между двумя домами был проход, недоступный ни человеку, ни солнцу, в трех саженях от окна Лукреции. Здесь долго сидел влюбленный, ожидая, не покажется ли каким случаем Лукреция, и не обманулся. Появилась наконец Лукреция, и, пока она оглядывалась по сторонам, говорит Эвриал: «Что ты делаешь, жизни моей владычица? Куда обращаешь очи, сердце мое? Сюда, сюда направь свой взор, моя опора, здесь твой Эвриал; я тут, посмотри на меня». — «Ты здесь? — восклицает Лукреция. — О мой Эвриал, теперь я могу говорить с тобою! Если бы могла и обнять!» — «Что до этого, — отзывается Эвриал, — оно больших усилий не стоит: я придвину сюда лестницу, а ты запри комнату; слишком долго откладывали мы радости нашей любви». — «Осторожнее, Эвриал, если хочешь меня сберечь. Здесь справа есть окно, и соседу меня сквернейший, да и трактирщику нельзя доверять, за малую мзду погубит нас обоих. Но мы найдем другой путь: довольно, если у нас есть способ здесь беседовать», — отвечает Лукреция.

«А мне, — говорит Эвриал, — видеть тебя — смерть, если я не могу тебя обнять и удержать в объятиях». Долго они беседовали из этого места и пересылали подарки со стрелою; и Эвриал не был в дарах щедрее Лукреции.

Сосия проникнул их лукавства и сказал себе: «Впустую я противлюсь усилиям влюбленных: если не употреблю хитрости, и госпожа погибнет, и господин будет обесславлен. Из этих бед достаточно отвратить одну. Пусть любит госпожа: не будет вреда, если все останется в тайне. Но она от любви слепа и о том, что делает, не слишком заботится. Если нельзя охранить ее целомудрие, достаточно удержать молву, чтобы не пал позор на дом и не совершилось убийство. Итак, пойду к ней и предложу мою помощь. Я противился, сколько мог, чтобы не допустить греха, а так как мне это не удалось, мое дело — позаботиться, чтобы совершившееся осталось сокрытым, ведь одно и то же — не делать и делать так, чтобы никто не знал. Похоть есть общее зло: нет человека, которого бы эта язва не угнетала; но тот почитается безупречней, кто действует осторожней». В таких раздумьях он видит Лукрецию, выходящую из комнаты, и, приступив к женщине, говорит: «Отчего ты не доверила мне своей любви? Эвриал тебе любезен, а коли ты любишь втайне от меня, то смотри, кому доверяешься. Первая ступень мудрости — не любить. Вторая — если уж любишь, то не на людях. Одна, без посредника, этого не сделаешь. Сколь я тебе верен, ты давно познала. Если хочешь что мне поручить, приказывай. Моя величайшая забота — чтобы эта любовь не обнаружилась: и ты не поплатишься, и муж твой не будет терпеть поношений». Лукреция на это: «Все так, как ты говоришь, Сосия: великую я к тебе имею доверенность: но ты казался мне — не знаю почему — безучастен и даже враждебен моим желаниям. Теперь же, поскольку ты по доброй воле предлагаешь свою помощь, я воспользуюсь твоею услугою и не устрашусь быть тобою обманутой. Ты знаешь, как сильно я пылаю; долго сносить не смогу этот пламень. Помоги мне, чтобы мы с ним могли быть вместе. Эвриал от любви изнывает, и я умираю. Ничего нет хуже, как противиться нашему вожделению. Если хоть раз мы встретимся, то станем любить умеренней и наша любовь останется скрытою. Поди же и возвести Эвриалу единственный способ прийти ко мне. Через четыре дня, когда крестьяне доставят зерно, пусть он примет вид носильщика и, прикрывшись мешком, потащит зерно по лестнице в амбар. Ты знаешь, что у моей комнаты первая дверь — на лестницу. Скажи все это Эвриалу. Я буду здесь целый день, а как улучу время, останусь одна в спальне. Он же, как только останется один, пусть толкнет дверь и войдет ко мне».

Хоть и тяжелая это была затея, но Сосия, боясь большего зла, принял поручение. Нашед Эвриала, он все ему возвещает по порядку — а тот, почитая это дело легким, радостно соглашается, подчиняется приказаниям и лишь пеняет на долгую отсрочку.