И больше не властен был Эвриал над собой, когда увидел Лукрецию: загорелся из-за девы и, застыв на ее лице, думал, что никогда этим взором не насытится. И не бесплодно он влюбился. Дивное дело! Множество юношей замечательной красы, но его одного Лукреция, — множество женщин отменной стати, но ее одну выбрал себе Эвриал. Однако в тот день ни Лукреция не сведала о пламени Эвриала, ни он — о Лукреции, но оба решили, что любят впустую. Таким образом, когда празднества, приготовленные для священной персоны императора, подошли к концу, и она вернулась домой вся в Эвриале, и весь в Лукреции Эвриал. Кто теперь подивится басне о Пираме и Фисбе, между которыми знакомство и первые шаги обязаны были соседству, и от близости их домов исподволь взросла любовь? Эти же никогда прежде не виделись, и молва их друг о друге не оповестила. Он франк, она тосканка, не обменялись ни словом, но глаза исполнили все, ибо один другому понравился. Итак, уязвленная тяжкой печалью и слепым огнем охваченная, Лукреция уже забывает свое замужество, супруга ненавидит, и, лелея Венерину рану, хранит черты Эвриала запечатленными в своей груди, и никакого покоя не дает своему телу{23}
. Самой себе говорит: «Не знаю, почему я больше не могу быть привязанной к мужу: его объятья мне не милы, поцелуи не отрадны, докучны его речи. Все время перед глазами образ того чужестранца, который сегодня был ближе всех к императору. Изгони, несчастная, из чистой груди зачавшийся пламень, если можешь! Если бы я могла, не была бы недужной, как ныне. Неведомая сила влечет меня против воли. Желанье внушает одно, ум — другое; знаю, что лучше, но следую тому, что хуже. О гражданка достойная и знатная, что тебе до иноземца? что ты горишь чужестранцем, что затеваешь брак с чужим миром? Если гнушаешься мужем, и эта земля тебе может дать предмет любви. Но увы мне! у кого лицо, как у него? какую из женщин не взволновала бы его красота, его лета, род, доблесть? Подлинно, взволновал он мое сердце, и если не придет на помощь, погибну. Когда бы боги пособили!.. Ах! я, я предала бы и непорочное супружество, и самое себя пришлецу, доверилась бы невесть кому, кто, пресытившись мною, уйдет прочь и станет мужем другой, меня же совсем покинет? Но не такое у него лицо; не то благородство духа в нем видно, не та любезная красота, чтобы мне страшиться вероломства и забвения нашей любви; и сперва он поклянется мне в верности. Что же боюсь я в безопасности? приготовлюсь, и всякое медленье прочь. Ведь и я довольно прекрасна, чтобы он хотел меня не меньше, чем я его желаю. Навсегда он ко мне привяжется, если один раз вкусит мой поцелуи. Сколько поклонников обступает меня, куда ни пойду, сколько соперников стережет мои двери! Я отдамся любви: или он здесь останется, или, собравшись уйти, меня уведет с собою. Итак, оставлю я мать, и мужа, и отчизну? Сурова моя мать и вечно враждебна моим забавам{24}. Мужа мне предпочтительней лишиться, чем иметь. Отчизна там, где жить отрадно{25}. Но погублю мое доброе имя — что мне до толков людских, которых сама я не услышу? Ни на что нет смелости в том, кто слишком печется о добром имени; и многие иные жены поступали так же. Захотела похищения Елена: не против воли увез ее Парис. Что говорить об Ариадне или Медее? Никто не осудит грешника, грешащего со многими вместе».Так Лукреция; и не меньшее пламя питал в своей груди Эвриал. Дом Лукреции был между императорскими палатами и жилищем Эвриала. По пути к дворцу он не мог не узреть ее, показывающуюся в высоких окнах: но всегда краснела Лукреция, видя Эвриала, из чего император догадался о ее любви.
Ведь когда он, по своему обыкновению, разъезжал по городу и часто ездил мимо нее, он заметил, как изменяется женщина при появлении Эвриала, который был при нем, словно при Октавиане Меценат. Повернувшись к нему, он говорит: «Так-то, Эвриал, томишь ты женщин? Дама эта тобою пылает».
А однажды, словно завидуя влюбленному, когда достигли они дома Лукреции, он прикрыл Эвриалу глаза шляпой, говоря: «Не увидишь того, что любишь; я один наслажусь этим зрелищем». Тогда Эвриал: «Что это значит, Цезарь? Нет ничего между мной и нею. Неосмотрительно это: чего доброго, ты введешь окружающих в подозрения».