История о двух влюблённых

«Поздоровался бы я с тобою, Лукреция, в моем письме, если б сам был поздорову. Но вся моя надежда и на здоровье, и на самую жизнь от тебя зависит. Я люблю тебя больше, чем самого себя, и думаю, не скрылся от тебя огонь в уязвленной моей груди. Свидетелем тебе — мое лицо, часто от слез влажное, и вздохи, испускаемые при виде тебя. Будь снисходительна, прошу, к моей откровенности: пленила меня твоя красота, и держит в узах несравненное изящество очарования, коим ты всех превосходить. Доселе я не знал, что такое любовь: ты подчинила меня власти Купидона. Долго я силился, признаюсь, избежать сурового властительства, но одолел твой блеск мои попытки: одолели лучи очей, сильнейшие солнца. Я твой пленник, я более сам в себе не властен. И сна, и пищи ты меня лишила. Тебя и днем и ночью я люблю, тебя желаю, тебя зову, тебя ожидаю, о тебе помышляю, на тебя уповаю, о тебе радуюсь. Тебе мой дух принадлежит, я весь с тобою{44}; ты одна спасти меня можешь, ты одна и погубить. Выбери из двух одно и отпиши мне, что решишь. Не будь, однако, со мною суровей словами, чем была глазами, которыми ты меня связала. Не прощу о великом деле: ищу лишь возможности с тобой беседовать; одна лишь цель у сего письма, чтобы то, что ныне пишу, мог я сказать пред тобою. Если это позволяешь, я живу, и живу счастливым; если запрещаешь, гаснет мое сердце, любящее тебя больше, чем меня. Вверяюсь тебе и твоей верности{45}. Прощай, душа моя и жизни моей опора».

Как скоро он запечатал письмо, взяла его сводня и поспешила к Лукреции. Застав ее в одиночестве, она говорит: «Эти слова тебе шлет самый знатный и могущественный любовник из всего императорского двора и с великою мольбою просит тебя над ним сжалиться». Была эта женщина известна сводничеством, и Лукреция о том знала, и тяжело ей было снести, что отрядили к ней женщину с дурной славой. И, оборотившись к ней: «Какая, — говорит, — бесстыдная дерзость в этот дом тебя привела? какое безумие убедило предстать предо мною? Ты входишь в знатные дома, ты дерзаешь искушать могущественных матрон и осквернять законные браки? Я насилу удерживаюсь, чтоб не надрать тебя за волосы{46}. Ты мне подаешь письмо? ты со мной заговариваешь, ты ко мне обращаешься? Если бы я не думала больше о том, что мне подобает, чем о том, что тебе причитается, ты бы у меня наперед не носила любовных записочек. Поди-ка живей, ведьма, и свои письма прихвати с собою; или нет, дай я их порву и брошу в огонь». И, выхватив бумагу, разрывает ее в клочки и, истоптав ногами и плюнув на нее, кидает в золу. «Вот так, — говорит, — и тебя следовало бы наказать, сводница, скорее огня достойная, чем вина! Убирайся же скорее, чтобы муж мой тебя не застал и не проучил так, как я пожалела; да берегись еще раз явиться мне на глаза». Хоть женщина и боялась худшего, однако ведала обычаи дам и сказала себе: «Теперь ты пуще всего его хочешь, потому что притворяешься, что не хочешь», а потом Лукреции: «Извини, — говорит, — госпожа: я думала, сделаю доброе дело и тебе угожу. Коли не так, прости моему неразумию; коли не хочешь, чтобы я сюда вернулась, будь по-твоему. Но ты бы поглядела на поклонника, коего отвергаешь». Промолвив это, она исчезла с ее глаз и, нашед Эвриала: «Переведи дух, — говорит, — счастливый поклонник: сильней любит она, чем ее любят; но сейчас ей было недосуг тебе отписать. Я нашла Лукрецию в печали, но как только промолвила твое имя и письмо твое отдала, лицо ее повеселело, и тысячу раз она поцеловала бумагу. Не сомневайся, скоро будет ответ». Ушла старушка и позаботилась, чтобы больше он ее не отыскал и не отплатил за побаски побоями.

Лукреция же, когда старуха удалилась, бережно собрав обрывки письма, приладила клочки каждый на свое место и соединила разодранные слова; вновь записка стала читаемой; прочтя ее тысячу раз, она ее тысячу раз поцеловала и, наконец, завернув ее в муслин, уложила среди драгоценных украшений; и, припоминая то одно слово, то другое, впивала любовь, ежечасно возрастающую. Она решила ответить Эвриалу и послала ему письмо, составленное таким образом:

«Оставь надеяться на то, чего добиться нельзя, Эвриал. Перестань донимать меня посланцами и письмами, не думай, что я из того стада, где собою торгуют; я не такова, как ты мнишь, и ко мне не пристало подсылать сводню; ищи другую на позор, мной же никакая бесстыдная любовь не завладеет. С другими поступай как угодно, но от меня не домогайся ничего, тебя и меня недостойного. Будь здоров».