Доршак, якобы что-то поправляя у седла, не слезал с него и беспокойно бросал по кругу взгляд.
Какое-то мгновение продолжалось ожидание, когда земля вдруг начала издалека гудеть, всё громче, всё ближе и с правой стороны недалеко показался как бы табун лошадей, которые мчались прямо на обоз.
У мечниковой было время перекреститься и схватить дочку за плечи, когда уже Янаш и люди стали отрядом между ней и тем зрелищем, для неё непонятным. Она оглянулась на Доршака и увидела, что его конь мог выскочить, убегая в противоположную сторону. Ей только казалось, что рукой он давал какие-то знаки. Кому? Людям, что её окружали, или тем нападающим – понять было невозможно. В это же мгновение свист стрел, которые посыпались градом, били в кусты и падали, попадали в стволы деревьев, послышался вокруг… Янаш с людьми, уже готовыми к обороне, стоял, заслоняя собой мечникову. Он не утратил ни мужества, ни хладнокровия, глазами старался сосчитать силу неприятеля, гораздо превосходящую. Визг и крик татар, топот коней, показывающиеся чёрные лица с белыми зубами, падающие стрелы также не тревожили этой горсти людей, которой командовал Янаш. Подпустив толпу на выстрел, дали огня… Этот неожиданный отпор, видно, задержал нападавших, но они начали забегать слева и окружать горсть людей, которых только лес заслонял с другой сороны. Янаш кричал, приказывая, чтобы мечникова с дочкой не отходила от боевого строя, и медленно скомандовал отступать к ущелью. Стороны ущелья были покрыты гутыми зарослями и наверх татары могли взобраться не скоро. Следовательно, овраг представлял собой вид естественной крепости, в которой, во всяком случае, с маленьким этим отрядом держаться было можно. Все это поняли. Ксендз Жудра схватил за руку мечникову и стоял с ней за каретой, которую пытались также втащить в балки. Только кони, устрашённые криками и стрелами, сначала не давали управлять собой. Это была отчаянная оборона. Татары обегали всё более тесным кругом и по-прежнему пускали стрелы.
В первые минуты испуганная, мечникова медленно восстановила некоторое хладнокровие и мужество. Она начала кричать, чтобы ей и Ядзи давали ружья для зарядки. Ядзя также была как бы овеяна каким-то рыцарским духом. Не один из людей ещё не пал, двое было ранены. У Янаша в шапке было две стрелы и одна рука ранена, но не знал он о том, не чувствовал этого. Отступая потихоньку ко входу в ущелье, они смогли укрыть женщин, а то что проход, выходящий в долину, был узкий, десять человек могли разделиться на два ряда, один из них мог отстреливаться в то время, когда другой готовился к этому. Янаш был впереди, разгорячённый, увлечённый, яростный, чувствуя, что тут придётся заплатить жизнью, и думая только о том, как спасти мечникову и Ядзю. Один побег вслепую в гущу лесов мог их или чудом сохранить или также, как неосведомлённых с местностью, загнать как раз в ловушку. В то же время даже побег был невозможен, потому что ущелье тянулось далеко, а две стены, охватывающие его, были почти вертикальные, как обрыв.
Мечникова, прижимая дочку, с молитвой, отступала, прикрытая кареткой и лошадьми. Ядзя кричала:
– Давайте ружьё!
Янаш рассчитывал время, как долго они смогут продержаться, он думал: либо отступать далее, либо стоять на месте.
Отступление горсти по дорожке также не было хорошым, потому что выставляло их вражеским стрелам. Татарская дичь огромным кругом объяла их спереди. Несколько раненых коней и людей пало от татарских стрел, это разъярило ещё больше нападающих, которые каждый раз напирали ближе. Почти с отчаянием Янаш увидел, что часть татар с лошадьми, часть отбегавших лошадей справа и слева направилась в гущи, видимо, для окружения обеих стен ущелья, с вершин которых стрелами могли удобно преследовать скрывающихся там и вынудить в конце концов к сдаче. Чело даже менее притесняли. Ксендз Жудра услышал шуршание кустов и невольно издал крик:
– Теперь мы погибли!
Мать яростно потянула к себе дочь, обняла её руками и обе так стояли, ожидая, что предназначил Бог, и желая уже только вместе умереть.
Но первые головы и татарские крымки, что показались на горе в ущелье, едва имели время выйти из гущи. Одного свалил пулей Никита, другого Янаш. С левой стороны поражённый татарин напрасно хотел схватиться за кусты, поехал по крутой стене, пятная её кровью, и повис почти над мечниковой, в сплетённых корнях дерева, в которых запутался. Но на месте их уже теснились другие. Оборона со всех сторон становилась невозможной. Было необходимо заряжать ружья и переносить сыплющиеся стрелы. У Янаша было уже более десятка ран. Счастьем, толстый кафтан, который он надел только в этот день, значительнейшую их часть глубоко не пропускал. Застревали в нём и падали.
Одного из людей стрела поразила в глаз и, застряв даже в мозге, убила насмерть. Он повалился с коня, цепляясь за него руками, стоня и умирая.